Еще не проданы умы,
Еще ведется поединок
За то, что называлось «мы».
И сокрушается, о дальнейших событиях:
Своей не нужные отчизне,
Высокопарно говоря,
Они мертвы уже при жизни,
Которая промчится зря.
Так страшно соседство глагола будущего времени и полной обреченности. Но в самих этих стихах есть продолжающийся за них бой. И она победит, она умеет побеждать. «На этой планете кариатид, где вымерли все атланты». У нее можно учиться ждать. И учиться любить. И этой неприметной, важнейшей работе стрелочницы, которой должен научиться поэт:
Чтобы с Небом сотрудничать дружно —
Только сделай движенье рукою,
Дисгармонией не беспокоя
Мир. Чтоб не было в мире трагедий.
Вот задача – так незаметненько, втихую сделать то, что предотвратит катастрофу. Таким образом, новое слово в поэзии, оно не в строфике или рифмовке, и не в форме вовсе (что есть инструментарий и читателя мало касаемо), а исключительно в области смысла, – того зачем человек открывает книгу.
Исаевой удается вывести неопровержимые формулы бытия, которые действуют с точностью формул математических:
«Отвергайте девушки поэтов, Жены их увековечат вас»
«Где пахнет ремонтом – там, значит, жизнь!
Там, значит, еще не вечер!»
«Прощение, оно ведь тем и страшно, / Что прошлое становится неважно…» Выйдя к этой удивительной лаконичности, Лена рассказывает о буфетчице с автозаправки между Мариуполем и Мелитополем так емко, что могла бы потягаться со Львом Николаевичем Толстым. Только ему бы потребовалось пространство в четыре тома, чтобы разместить и роман героини с дальнобойщиком, и заморочки со случайным мужем, и с хозяином автозаправки. А у Лены это два коротких стихотворения. Одно – и мы узнаем о их существовании и сложных отношениях в совсем еще недавнее время. И второе – то что случилось с ними в разломе этой последней войны.
«Все умещается в один тетрадный лист».
Уверена, Толстой снял бы шляпу, случись ему дожить до этих стихов, и точно отказался бы от своего утверждения, что писать стихи, это то же самое, что танцевать, идя за плугом. То есть насколько это усложняет задачу этот «матерый человечище» видел, а насколько поэтическая форма вместительней прозы, похоже даже не догадывался. А, может, до Лены и не было такого… Ведь чтобы рассказать о ком-то, требовалось написать балладу, а если о нескольких людях, то и поэму, а это совсем уже и не коротко.