Если бы
Иссиэль был хуже воспитан, он бы непременно закатил глаза, или многословно
посочувствовал бедной девочке. Вместо этого он вынул из сумки гребень и встав
за спиной Галии принялся разбирать разлетающиеся пряди. Волосы на деле были
густыми, упругими и блестящими.
- А у
твоей хозяйки дочки были? – спросил лорд, пытаясь уложить упрямую прядь на
положенное ей место.
- Две, -
кивнула Галия, - постарше меня, одну уже сватали.
-
Понятно, - лорд грустно усмехнулся самому себе. Человеческая зависть и
жестокость ранила его магическую натуру, но как воин он умел оставлять свои
чувства в стороне. – Короткие волосы я тоже плохо умею укладывать, -
предупредил он, - да и сестер у меня нет, так что только то что смогу.
Галия
отмахнулась:
- Только
что б в лицо не лезли, дома я их платком повязывала, да … - тон упал, в голосе
послышались слезы, не то об утраченном платке, не то об оставленной за спиной
жизни.
Иссиэль
присел на корточки и стер пальцем пару слезинок:
- Не
бойся, ничего плохого с тобой не случится. В деревню ты больше не вернешься, но
если бы тебя выдали замуж, ты бы все равно уехала, ведь так?
- Не
знаю, - Галия удивленно хлопнула глазами, - сирот взамуж не берут, только в
работницы…
- А ты
замуж хочешь? – единорог попытался зайти с другой стороны, зная по опыту, что
для многих женщин слово «замужество» звучит лучше всякой магии.
- Нет! –
девчонка насупилась и спрятала лицо в худые коленки.
- Почему?
– удивился единорог.
Ему еще
не встречались женщины, не желающие замужества.
- Да чего
там хорошего? – удивилась Галия, - подай, принеси, пошла вон, да еще и работай
с утра до ночи. Вон Марыська пока в девках бегала и пела, и плясала, и ковры
ткала лучше всех! А как замуж вышла, ходит как тень – грустная, серая.
Лорд
прислушивался к речи «жертвы» и удивлялся. Говорила девчонка чисто, и в речи
причудливо мешались длинные правильные слова, принятые в городской речи и
деревенские.
- Сколько
тебе было, когда мама умерла? – спросил он, начиная подозревать, что Галия не
так проста, как ему показалось сначала.
- Не
знаю, - пожала она плечами, - меня Марчане отдали, потому, что я тоже заболела,
вместе с мамой, а как поправилась, ничего не помнила, даже ложку держать учить
пришлось.
- Так ты
ничего не помнишь о себе? И бумаг никаких не осталось?