Вот в чём собака была зарыта! Вот почему шеф пригласил в гости неизвестного в пишущих кругах подчинённого. Ему нужна была информация из первых уст о моих связях с Лукичом. Но он забыл (игнорировал?) про одно журналистское правило – никогда и ни с кем не делиться лично добытыми сведениями, потому что они представляют материальную ценность. Поделиться информацией – всё равно, как вытащить деньги из своего кармана и отдать собеседнику.
– Илья Александрович, – изобразил я на своём лице как можно естественней изумление, – слухи эти явно преувеличены. Ну, какие, скажите на милость, могут быть отношения между обыкновенным клерком и государственным мужем? Служил, конечно, под его началом. Но и только.
– Да? – с сомнением посмотрел на меня Миронов. – А мне говорили…
– Да мало ли о чём говорят? Вышло недоразумение, – позволил я себе прервать шефа. – И давайте забудем об этом.
Потом потушил сигарету, поискал глазами, куда бы её деть, и спрятал чинарик в карман.
– Не возражаю, – с облегчением согласился он, и напряжение в его глазах исчезло.
«А ведь побаивается, старый лис, – неожиданно для себя я сделал вывод. – Боится за своё кресло. Но мыслит логически и с перспективой. Мне – то его должность пока до фени. Мне бы только за Москву зацепиться, прописку получить. А там – время покажет», – так я думал, шагая за спиной старого разведчика.
– Что ж, я подумаю о ваших проблемах, – пообещал мой шеф. – Но и вы, по возможности, зондируйте почву на предмет вооружения отдела.
– Это мой долг и моя головная боль, – заверил я…
– Хорошая семья, – сделала свой вывод Лада, когда мы по пути домой высказали свои впечатления о Мироновых. – И угощают славно, и разговор поддержать могут. Учись, подполковник.
О моём визите на квартиру Миронова, конечно, прознали. В редакциях, как и на зоне, таких вещей не утаишь. Откуда просочилась информация, непонятно. Скорее всего, от самого Главного. Скрывать и отрицать этот факт я не собирался. И когда Юрка Кисляков спросил напрямую, действительно ли я удостоился такой великой чести, ничего не оставалось, как кивнуть. Он пристально посмотрел в мои глаза, с жалостью покачал седой головой сбоку набок, словно увидел перед собой убогого и саркастически скривил губы:
– Это мы тоже проходили. Только учти, что не такой Илья Александрович хлебосол, чтобы чинить подчинённым добро. Мягко стелет, да жёстко спать.