Заиграл оркестр, и наши офицеры закружились в вальсе с избранными ресторанными женщинами. Воспользовавшись перерывом, я отвёл Белова в сторону, поблагодарил за гостеприимство, объяснил о квартирной проблеме, о завтрашней поездке на проспект Мира, и по-английски смылся с мальчишника.
Уже на лестнице меня догнал наш официант. Я, было, подумал, что забыл за столом какую – то вещь, но дело оказалось в другом:
– Вы уж извините, но краем уха я услышал, что вам требуется частная площадь?
– Верно, нужна, – кивнул я. – У вас – что, есть какое – то предложение?
– Именно так. Двухкомнатная квартира в Марьино. С видом на Москву – реку, со всеми удобствами, на четырнадцатом этаже. До центра – не более часа. И цена подходящая – сто двадцать рэ в месяц.
– Клопы, тараканы есть?
– Избави Бог! – скривил брезгливую гримасу официант.
– Тогда давайте адрес. Завтра в четырнадцать часов приеду на смотрины.
Нет худа без добра. Но и добра без худа не бывает.
…Ладе квартира пришлась по душе. Просторная, светлая, чистая и тёплая. Чего ещё надо для залётной семьи военнослужащего?
Через неделю мы с сожалением расстались с жильём на сорок первом километре, и бросили якорь в самой столице. Но чтобы получить статус москвича, нужна была прописка и приказ, подписанный самим Министром Обороны! Власти Главкома ВВС для этого не хватало.
В понедельник я встретился с Кисляковым и высказал своё неудовольствие по поводу щекотливого положения, в которое он меня поставил.
– Извини, старик, так получилось. Жена внезапно расхворалась, не до веселья было, – оправдывался он без тени огорчения на лице.
– Мне – то зачем лапшу на уши вешать? Или перестал доверять после моего похода к Миронову?
– Что за чушь? У меня нет оснований сомневаться в твоей порядочности. Ну, не пошёл – и не пошёл. И давай закроем эту тему, – поморщился он и протянул тонкую и длинную ладонь навстречу примирению.
По мере накопления практических навыков во мне проснулся интерес и к взаимоотношениям полов в нашем коллективе. Несмотря на рабочий формализм в общении, скрыть симпатии и антипатии между офицерами и служащими – женщинами не представлялось возможным. Короткие мимолётные улыбки, цветочки и шоколадки, искромётные взгляды и оборванные диалоги при моём появлении, чаи в перерывах на перекур и некоторые двусмысленности в разговорах позволяли нарисовать картину не очень строгих правил между людьми. Я не ханжа, и снисходительно наблюдал за неловкими знаками внимания, которыми оделял Анну мой фотокор Редькин. Парню исполнилось тридцать лет, он был женат, имел двоих детей, но перед сослуживицей в минуты общения краснел, как первоклассник, волновался и ещё заметней начинал заикаться. Как и всякая женщина, Анна интуитивно чувствовала неадекватность поведения фотографа и снисходительно принимала его ухаживания. Не сумевшая выйти замуж во – время, она уже твёрдо уверилась, что навсегда останется старой девой, и знаки внимания мужчин принимала с душевной радостью.