Он встал, и пройдя ещё двадцать метров, стал замечать что мостовая начинает заканчиваться. Перед ним, в центре улицы, стоял огромный, фонарный столб. «Царь-фонарь» – подумал Остин, и оглядев пустоту, которая окружала столб, понял что хочет приблизиться к нему. Этот фонарь был единственным, который не излучал свет. В нем было что-то зловещее и мрачное. Возможно, именно поэтому он начал манить Остина. Может быть он хотел написать о нём статью? Да, он определенно написал бы её. «Длинный фонарный столб пожирает людей, стоящих возле него. СЕНСАЦИЯ!» – он бы обрел популярность. Такие статьи обычно часто читаются.
Под фонарным столбом, где обычно должен был появится свет, что-то стояло. Пожирает людей, стоящих возле него!
Свет, падающий из окон домов слева от фонарного столба предоставил возможность Остину увидеть ещё кое-что от темного силуэта, находившегося в нескольких метров от него. Он вдруг вспомнил, когда маленьким прогуливался с отцом по темной аллее, в конце которой стоял мужчина, курящий сигарету и разговаривавший сам с собой. Длинный, черный силуэт заставил маленького Остина бояться, и тот, дернув отца за рукав, оповестил его в свои тревоги, на что его отец ответил, – Остин, там находится маленькое, молодое деревце, а то, что ты назвал речью – это вой ветра. Такое бывает.
Остин посмотрел на длинные, загорелые ножки, видневшиеся благодаря отблеску света, отходившего от домов, и подумал: – Такое бывает. Всё напоминало ему о той темной аллее. Лишь вой ветра заменяло слово, появившиеся в голове Остина. ЖГШЛХАЙЗА. ЖГШЛХАЙЗА! ЖГШЛХАЙЗА!
Существо, издававшее эти звуки, делало их ещё более омерзительными и гадкими. Страшными, обведенные жирной, красной линией. Что-то трескало в голове Остина и заставляло его почувствовать невозмутимую боль. Треск. Треск. Треск.
Ломались дома. Их пожирали длинные растения, похожие на щупальца осьминога. Фонари переставали излучать свет и злобно улыбались ему. Пожирает людей, стоящих возле него!
Мостовая, на которой стоял обезумевший от боли Остин, превратилась в густое, вонючее болото. Он чувствовал его запах. Запах протухшей плоти. Гнилого мяса, непригодного для еды даже голодавшими неделями бомжами. И чего-то ещё. Тошнотворный запах дерьма.
Оно поглощало его, окутывая в бездну страданий. Конечности, погруженные в него ломались и выли от боли. Боль, которую он чувствовал, могла сравниться лишь с настоящей рубкой. Кто-то будто рубил его ноги на маленькие, аппетитные кусочки для того, чтобы сварить из них вкусной бульон. Его мир начал темнеть в боли, сопровождаемый ужасающими