Сколько травм и неприятных воспоминаний они оставили мне, прежде чем навсегда уйти из моей жизни?! Сколько детских обид и страхов я пережил по их милости?! Эта обстановка убогости и нищеты нашего жилища. Наверняка не стоит это объяснять, каждому в России и так понятно, что представляла собой наша двухкомнатная квартирка, где я рос. На стенах обои, когда-то кем-то поклеенные, возможно даже когда они только въехали, но уже давно ободранные, замызганные, прожжённые. На полу такого же вида линолеум, непонятного цвета от старости и грязи. Во многих местах сохранялись точки, от потушенных окурков во время очередных запоев родителей. Мебель была вся старая, доставшаяся им, видимо, от их родителей. Иногда мать могла принести что-нибудь со свалки, что обычно неделями складировалось у нас в коридоре, пока я не стал выносить обратно туда же. Кухня – самое любимое место их собраний. При этом кроме раковины, стола, плиты, и пару стульев, там ничего и не осталось. Был ещё холодильник, но со временем он сломался и служил скорее просто предметом, куда можно было спрятать вещи или убрать посуду. Но именно здесь они проводили большую часть своих гуляний, а ночевать уходили в комнату.
Зачем я им нужен? – спрашивал всегда я себя. Зачем вообще нужны такие дети? Я мог часами сидеть в укромном месте в углу, возле двери в маленькую комнату, размышляя о сложностях своей несчастной жизни, когда они ругались в пьяном бреду на кухне. Больше всего я боялся, что они ворвутся ко мне, и станут меня втягивать в их конфликт, что иногда они делали. Конечно, чем я старше становился, тем тяжелее им было это сделать. Игрушек у меня почти не было, я играл на улице с бутылками, палками, все, что только попадется. Самая моя большая и любимая находка – случайно забытая одним из гостей игрушечная машинка. Модель настоящей машины марки «Жигулей», она была маленького размера, ярко-оранжевого цвета и у неё открывались передние дверцы. Я играл с ней везде, очень бережно к ней относился, старался на ночь прятать. Все равно она исчезла, не трудно догадаться, что её продал кто-то из моих родителей. Моему горю не было предела, я ругался с ними весь день, но мой гнев потонул в родительском равнодушии. Я становился все более замкнутым в себе, я не любил дворовые компании, считая себя уже отчасти неправильным, имея таких мать и отца, при этом все мальчишки в той или иной степени любили похвастаться, а мне было просто нечем, только сидеть и бесконечно завидовать, слушая их рассказы. Я стеснялся идти куда-нибудь вместе с родителями, потому что мне казалось, что все смеялись над ними и их неопрятным внешним видом. Им было все равно, а я переживал.