Тот день был днём рождения Толика – другого попутчика, так что Кай попал сразу «с корабля на бал». Теперь это двойной день рождения. Потому что тогда Кай родился для этой жизни.
«Здесь меня зовут Гена, и не думай даже называть меня Гуном или что-нибудь говорить про Ашу… Потом из психушки тебя доставать замаешься. Фамилия Иглов. Отчество – Викторович. Ты… ну, для начала… Саня Ленин, – Гун почему-то фыркнул.– Если с кем-нибудь столкнёшься, разговоров не заводи – ты будешь очень замкнутый и необщительный, усёк?»
«Что сделал? – растерялся Кай».
«Усёк», значит «понял». Понял?»
«Усёк».
«Молодец, быстро схватываешь. Тебя и Рустам Тимурович хвалил».
«А Рустам Тимурович это кто? – спросил Кай, который тогда чувствовал себя как во сне, и поражался какой это сон реальный и необычный. Впрочем, он уже тогда знал, что не спит, но ещё не хотел с этим соглашаться. На это ему нужно было хотя бы какое-то время».
«А Рустам Тимурович, это… ну, как тебе сказать… Он знает всё. Он тебе поможет тут освоиться, устроиться как-то на первое время».
«Не нужно, – запротестовал вежливый Кай, которого такая забота, честно говоря, немного испугала.– Я тут всё равно надолго не задержусь».
«Открою тебе глаза на страшную истину, – вздохнул тогда Гена, – ты думаешь, что сам научился „уходить“, а это не так. Мир тебя выталкивает. Ты вырастаешь из него, тебе становиться тесно в нём. Мир как операционная система, которая не справляется со слишком много весящей программой. Программа – это ты, и твой мир уже не может тебя переварить, он тебя не вмещает».
Кай не знал тогда, что такое программа и операционная система и потому великий изобразительный талант Гены лишь потряс воздух. Кай уловил только одно слово – «тесно»…
«А почему? – спросил он».
«А по кочану, – безразлично ответил Гена, – не знаю. Спросишь у Рустама Тимуровича. Мне все эти тайны мироздания до лампочки».
«Что такое лампочка? – спросил не в меру любопытный в тот день Кай»…
Тогда в Москве было лето, часы с маятником на стене показывали полдень, и солнце нещадно жгло гигантский город. Жар опускался сверху, пыль поднималась от земли и люди задыхались, исходили потом в пробках по дороге загород.
Гена скорчил мученическую мину.
«Ну, как с тобой разговаривать? – посетовал он. Встал, подошёл к торшеру, вывернул из него лампочку, продемонстрировал Каю.– Вот, пожалуйста – лампочка Ильича».