Она отошла от окна, намеренно громко шаркая ногами, на которых болтались старенькие, затертые тапочки, явно большего размера. Долгие месяцы одинокого существования отложили неизгладимый отпечаток на её характер и манеры поведения. Ей было известно наверняка, что соседи слышат, как она ходит по квартире, передвигает предметы или что-то роняет на пол. Это придавало ей дополнительной уверенности в себе. Пусть знают, что живая, пусть слышат, думала она и победно улыбалась.
– Один, два, три… Три – ровно столько месяцев мне отпускали врачи в разных клиниках, куда мы с сыном безуспешно пытались пробиться за помощью. Всюду от нас отмахивались, вздыхая и отводя в сторону взгляд. Четыре, пять, шесть. Шесть… Сыну было шесть лет, когда я впервые привела его в цирк. Удивительно, но все представление, он сидел и смотрел на музыкантов. Даже клоуны были ему не интересны. Скрипач играл так, что слезы наворачивались на глаза. 14, 15, 16.… Когда мне исполнилось шестнадцать, мама сшила мне платье из марли, и я пошла в нем на школьный выпускной бал. Денег у нас не было, и это был единственный выход из ситуации. Я чувствовала себя неловко, но держалась с достоинством. 19, 20, 21… Мне был 21 год, когда я встретила его, мужчину всей своей жизни. Романтика, море, ночь, пустынный берег. Мы шли на встречу друг другу под шум прибоя, босыми ногами по мокрому песку. Это был самый красивый мужчина в мире. Сын родился через год. Я была счастлива. Это был самый красивый ребенок в мире. Он и сейчас самый красивый, взрослый, самостоятельный.
Она закрыла лицо руками, тяжело вздохнула и горько заплакала. Секунды сливались в минуты, минуты в часы, часы в дни, дни в месяцы, и время превращалось в безысходность. Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть… Неумолимым маятником стучало в ее голове. 36,6 – странная температура для полного приговора, злой и хладнокровный доктор говорил, что при таком диагнозе, и на последней стадии, стабильно должна быть 38,8. Как страшно звучит: «последняя стадия». Надо еще раз измерить, может быть, градусник сломался. Хотя о чем это я?
– А как же сын? Он останется здесь один, без меня, – отчаянно кричало подсознание. – Намучился со мной, нервный стал, я чувствую, что он терпит все это из последних сил. Мой мальчик молодец, крепкий парень, весь в отца. Сорок восемь, сорок девять… Памятная и страшная цифра сорок девять. Муж умер внезапно, ровно за три дня до пятидесятилетнего юбилея. Вот так сел за стол, рюмку поднял, и навсегда остался в своем возрасте. Жаль его, хороший был человек, талантливый и очень добрый.