У последнего вагона отдаёшь проводнику билет. Он долго изучает его и молча указывает на дверь. Наконец ты входишь в купе. Чемодан остаётся на перроне. Из окна видно – к нему никто не подходит. Пока. Но рано или поздно его обязательно подберут.
Садишься на диван, и поезд трогается.
Разворачиваешь билет – перед тобой чистый лист. Ты сам впишешь туда станцию назначения. Люди толкаются, протискиваясь с вещами в купе. Ты улыбаешься их суете.
Ведь ты едешь налегке, взяв только самое важное.
Чувствую порыв ветра, беспокойно оглядываюсь по сторонам. Кого ещё принесло на заснеженный пляж? С моей-то головой давно не всё в порядке – там постоянно обрываются чьи-то жизни, хлопают двери и гуляют сквозняки.
Море замёрзло до волнореза – странное явление для южного города. Или я сам перетащил сюда питерскую зиму, чтобы хоть так быть ближе к Тине?
Пласты льда топорщатся, находят друг на друга, кое-где мелькают голубоватые полыньи. Я подхожу к линии берега, где смешанный со снегом песок превращается в ледяную корку, ступаю на непрочную опору.
Накидываю капюшон, но это не помогает – уши закладывает от ветра, дующего из чужой настежь распахнутой двери. Кто-то сейчас сильно расстроен и вот-вот сделает глупость. Чёрт, почему люди не понимают очевидного: конец старой истории – это начало новой! Одна дверь закрылась, другая открылась. Это же так просто!
Я обхожу очередную полынью, поднимаю голову и вижу девушку. В лёгком пальто и намотанном до ушей шарфе она бредёт в сторону волнореза. Расходятся трещины от шагов, в любую минуту лёд под ней может провалиться.
Скрип петель – дверь дрожит от сквозняка, но пока остаётся открытой. Не теряя осторожности, я ускоряюсь – стараюсь не угодить в ледяную воду. Никогда не слышал, чтобы утопленники кого-то выручали из беды.
Догоняю девушку, замираю, выравнивая дыхание. Помню – насильно тащить к берегу нельзя. Надо, чтобы сама захотела уйти.
– Эй, – негромко зову, – у тебя крема от загара не найдётся?
Она поворачивается, с ненавистью смотрит на меня. Девице не больше двадцати, раскрашена, как невеста графа Дракулы – чёрные тени, стрелки тянутся к ушам, губы истошно красного цвета. Хотела умереть красивой!
Утопиться бы ей никто не дал, конечно, но что-то важное в жизни прошло бы мимо.
– Теперь точно сгорю, – скребу заросшую щёку. – А может, полотенце есть? Решил поплавать, но, боюсь, обсыхать буду долго.