– Новый год будете встречать в Москве. Сочувствую, конечно, но вы сами напросились.
– Спасибо… А что значит – рекомендации? – не поняла я.
Гонец улыбнулся сушеной улыбочкой.
– Вы не хотите быть безработной? Помните? – от тюрьмы, сумы, безработицы… Ладно, шучу. Вы были и остаетесь сотрудницей известной конторы. Где бы ни находились. От этого никуда не уйти, дорогая Любовь Александровна… – Связник с задумчивым видом щелкнул по носу резинового утенка, висящего на стекле. – Не спрятаться, как говорится, не скрыться…
О, боже. Впрочем, на что мне рассчитывать? На беготню овса за брюхом? Я закрыла глаза.
– Вы навели справки о Туманове?
Гонец помолчал.
– Так точно. – Он снова помолчал. – Вас пощадить?
Я почувствовала вселенскую пустоту, подгребающую к горлу. Пока она не заглотила меня целиком, я успела прошептать:
– Не надо меня щадить… Говорите…
– Нет, я вас пощажу, – смилостивился гонец. – Павел Игоревич Туманов в ночь переворота выполнял ответственное задание. Он с честью его выполнил, но… ему немного не повезло. Автомобиль, в котором он ехал… м-м, взорвался.
– Дальше. – Я попробовала открыть глаза, но они не открывались.
– При осмотре места происшествия человеческих останков не обнаружено.
– Это как? – Мои глаза открылись.
Связник рассматривал меня пристально и без жалости.
– Был мощный пожар, машина сгорела. При какой температуре человеческие кости превращаются в прах – простите, Любовь Александровна, – не знаю. Выводы сделаете сами. Когда узнаете. Вы не передумали ехать в Россию?
Сердце билось с какими-то подозрительными шумами. И намного слабее обычного. Зачем я так себя напрягаю?
«Пусть ночь наша будет темна и слепа,
Но все же, клянусь головою,
История наша не знает клопа,
Покончившего с собою…»
И это правильно. Жить надо даже ради чашки кофе по утрам.
– Нет, – прошептала я. – Не передумала. И никогда не передумаю. И пошли вы все к дьяволу.
Выдающихся масштабных бедствий, вопреки ожиданиям, на исторической родине не происходило. Социальные недомогания и криминальные разборки, царящие на земле предков, оказались обычным нефтяным пятном, расплывшимся по водной глади, и придавали происходящему лишь дополнительную вонь, подчеркивая местный колорит.
Начальником московского бюро был Георгий Михайлович Пустовой – седовласый джинноподобный старик, ведущий сидячий образ жизни. Я с ним виделась лишь однажды – сразу по прибытии. Он сидел за обычным письменным столом, погруженный в думы о Родине, а я стояла перед ним навытяжку и пыталась найти общий язык.