В провальном, скомканном сне муравьиха спокойно сидела, развалившись в мягком кожаном кресле, возле тонированного овального окна в новеньком, сверкающем каждой деталькой, вагоне скоростного поезда, уверенно летевшего по бескрайнему пшеничному полю. Где-то вдалеке туманились, виднелись сумрачные очертания города: черные заводские трубы выпускали клубы дыма, похоже, никогда не иссякающие, редкие многоэтажные дома торчали ощетинившимися иголками-исполинами на фоне других кубиков-домов. С каждой секундой мегаполис все больше и больше удалялся от поезда.
«Мы же, вроде, должны приближаться к городу, ехать к нему, а не уезжать куда-то в далекие края, от него…» – пыталась разумно размышлять Амина во сне, но состав, слегонца плавно покачиваясь, все удалялся и удалялся от чуждого поселения с довольно приличной скоростью. – «Как так? Ну, как так-то?» – с расстроенной спонтанной безнадежностью вздохнула муравьиха.
Бледный, бездушно-печальный солнечный диск едва проглядывал из-за набухших дождевых туч, на удивление напоминавших рябое вымя тельной коровы, готовой к дойке, и которые были настолько полны, что добросовестно ждали только одного, – малейшего сигнала божественного грома, чтобы освободительно разродиться беспощадным, тропическим ливнем. То ли от того, что стекла в безупречно новоиспеченном вагоне были старательно покрыты светоотражающей серо-синей пленкой, которую наносили для того, чтобы яркие солнечные лучи не мешали нежно-панцирным пассажирам, то ли от надвинувшейся жесткой мраморности погоды, то ли еще от чего, угрюмый пейзаж, мерно проскакивающий за границей иного мира, казался еще более угнетающе-мрачноватым.
В бархатных кукольных лапках Амины нашла приют пухлявая игрушка – смешной слоненок, – герой из известного старого мультфильма, – белесо-розового цвета: мягкий хоботок, бескомпромиссно загнутый вверх дугообразной трубой, невинно призывал к веселому настрою, выпирая над забавной веснушчатой сине-салатной кепкой, укрепленной на пухлявой голове, блинчато-овальные, безумно огромные уши, казалось, служили слоненку для того, чтобы он мог с легкостью преодолевать расстояния, перелетая с места на место. Сначала он сидел смирно и достойно, и был размером с милипусечного, крохотного котенка, а через минуту-другую неприлично раздулся до пределов гигантской подушки. Полусонная муравьиха, чуть заметно улыбаясь самыми краешками рта, крепко обнимала южного толстячка, как самую родную и любимую животинку, и, сентиментально прижимаясь к плюшевому, мягонькому, ангельскому, почти полуживому существу, потому что тот мерно покачивался в такт движения поезда, уморительно странно мигал искусственными пуговками глаз, очаровывая искрящимся светом, и невнятно двусмысленно мычал себе под нос, – по крайней мере, – так казалось Амине, чувствовала себя намного легче, стараясь совсем не думать ни о сумасшедшей скорости, с которой свистел состав, ни о пасмурной, колючей, угнетающей погоде, ни о том, что происходит за недобрым окном, ни о том, что где-то там, очень – очень далеко остался ее незавершенный репортаж об интернатах и даже ни о том, что ждет ее впереди.