Перемену в настроении Тоши Часик, конечно, заметил.
– Ну, прости! – виновато улыбнувшись, извинился он. – Как говорится, лес рубят, щепки летят, сам понимаешь… Но ничего такого уж страшного не произошло – вон, на дверцах шкафа висят еще две ручные пилы…
– Ты что, никогда не держал в руках ножовку? – со вздохом поинтересовался мальчик.
Человечек отрицательно замотал головой:
– Конечно, не держал! Моя стихия – занятия посложнее! Я, уж прости за высокопарные слова, птица высокого полета!
– Понятно! – проговорил Тоша немного недовольным тоном. И, помолчав, прибавил: – Мне тоже больше не хочется заниматься простыми добрыми делами.
– Хочется или не хочется – сейчас не имеет значения! – рубанул рукой воздух Часик. И, указав пальцем на кучку досок, заявил: – Мы обязаны доделать то, что начали!
– Конечно, мы доделаем! – не очень решительно заверил мальчик. И, немного подумав, прибавил: – Только пилить теперь буду я! Меня папа научил.
Парнишка досадливо поморщился:
– Не доверяешь? – и тут же признался: – Что ж, ты имеешь для этого все основания. Но чем я займусь?
Кроме работы с ножовкой, оставалось еще одно-единственное действие, и как раз оно нравилась Тоше больше всего. Но ради нового друга он без лишних раздумий пошел на жертву. С тоской поглядывая на молоток, валяющийся возле скомканного куска брезента, мальчик предложил:
– А ты собьешь из дощечек, которых я сейчас напилю, домики для птиц! С этим-то ты, справишься?
– Запросто! – пообещал повеселевший Часик, расправляя свои узенькие плечи. – Я за свою жизнь, чтобы ты знал, забил немало гвоздей!
Мальчику пришлось изрядно повозиться, но уже через час заготовки для скворечников лежали посреди гаража, разделенные на две кучки. Правда, даже при беглом взгляде, было видно, что дощечки отпилены неровно.
– Дальше действовать буду я! – не без пафоса заявил парнишка. – А ты садись на табурет, отдыхай и наблюдай за тем, как работают опытные мастера!
И он приступил к делу.
Трудно сказать, сколько гвоздей ушло на изготовление первого скворечника, но явно намного больше, чем это требовалось. При этом почти все они, пробив доски насквозь, торчали наружу в разные стороны. Часик сильно исколол ими ладони. К тому же он умудрился дважды ударить себя молотком по пальцам левой руки – указательному и большому, ногти на них посинели.