- Да что с ним разговаривать,
Михал! - Влез второй, рыжий, весь в веснушках. - Мы тебя, воин,
сейчас поучим, мало не покажется.
- Ты на меня так не смотри,
вестовой. Не пугливые, - продолжил Михал, видно было, что спешить
не собирается. - Встанешь на колени, попросишь у нас прощения,
тогда цел останешься.
- Это за что? - Изумился
Славко, сжимая кулаки.
- А чтоб место свое знал. Ну,
я жду!
- Долго ждать придется, - не
сдержался Славко, - с голоду ведь помрешь.
- Глядите-ка, - заулыбался
Михал, - он еще обо мне беспокоится. Ты, вестовой, смотрю,
говорливый больно. Тебя что, не учили, как со старшими
разговаривать нужно?
Борислав не успел ответить,
Михал вдруг шагнул вперед и ударил кулаком, метя в лицо, еле
увернуться удалось. Славко рванулся вперед, чувствуя жгучую
ненависть, ударил его в живот, так, что парень пополам согнулся от
боли, увернулся от второго, но больше ничего не успел. Откуда пятый
появился, Борислав и не заметил. Только почувствовал сзади какое-то
движение и сразу на голове рогожка пыльная оказалась, пропахшая
гнилой капустой. Не смог он ничего поделать, навалились сразу двое,
сбили с ног, так что голова загудела от удара о землю. Славко
чувствовал, что задыхается в этой рогожке, воздуха не хватало, но
сорвать ее не удалось, хоть отбивался он отчаянно. Руки скрутили
так, что в глазах от боли потемнело. Связали быстро, ругаясь
вполголоса, а потом ногами бить стали. Удары сыпались отовсюду, и
били, похоже все - и по голове и по ребрам, молча, отчего еще
страшнее было. В голове шумело, он уже не понимал ничего, только
чувствовал страшную боль во всем теле, и боялся, что вот-вот
задохнется, дышать было нечем. Мелькнула страшная мысль, что вот
так и убьют, отца стало жалко. В какой-то момент ему показалось,
что больше уже не выдержит, потерял сознание.
Очнулся от того, что его
волокут куда-то. Прямо по выложенному камнем двору. Каждое движение
отдавалось во всем теле страшной болью, темнота наплывала снова и
снова, и каждый раз он приходил в себя от боли. Не думал, что так
бывает, чтобы человек мог столько вынести и живым остаться. Потом
его подняли и он даже на мгновение ощутил невероятную легкость, но
боль тут же вернулась, от нее не было никакого спасения, к горлу
подступала тошнота, и он весь напрягся, понимая, что если его
вырвет, то просто захлебнется, мечтал уже только о глотке свежего
воздуха.