- Ну, так и тем более, не о
чем спорить, коллега, - проповедник пожал плечом и обернулся к
Афоне, - проезжая через городок заметил я, что храм господа нашего
стоит неухоженный и по виду заброшен нерадивыми прихожанами, как
такое могло случиться? Или я ошибаюсь?
- Был тут попик, да уж года
три, как помер. Вот прихожан и не стало. А откуда же новому
священнику здесь взяться? - Ответил дозорный и смутился. - То есть
теперь-то, может, и по-другому все станет, коли вы здесь
останетесь.
- Непременно станет! -
Довольно сказал Кристоф. - Уж можете поверить, я графа уговорю мне
это дело доверить. Случалось мне уже церкви восстанавливать.
- А какого епископата церковь,
- поинтересовался отец Филарет, - Вендского, или...
Афоня, еще более смутясь,
пробормотал нечто невнятное, зато другой воин решительно
ответил:
- Вендийского, отче! Наш это
храм, епископальный, Святой Троицы на Гребне, называется. А здесь,
в замке часовня в честь архистратига Божия Михаила названная стоит.
Протестантов-то в Гребенске раз-два и обчелся. В городке все в
основном - верующие в истинную церковь, да и в гарнизоне у нас -
есть такие.
- Отрадно слышать это, -
сказал монах.
Проповеднику не очень
понравилось, куда свернул разговор, и быстро допив остатки вина в
кубке, он воскликнул, обращаясь к Афоне:
- Налейте-ка мне, сын мой, еще
этого чудесного вина.
Старый воин охотно выполнил
просьбу проповедника, заодно наполняя кубки и других гостей, только
отец Филарет отказался с улыбкой, показав, что в его кубке вино еще
есть. Снова пошли здравицы за восстановление церкви и за
процветание Чернагоры, где проповедник, уже слегка захмелев,
обещался домашнюю церковь наладить, что по его словам сделать было
под силу только ему, немало повидавшему таких замков.
Борислав, разомлевший от
сытного ужина, очень старался не пропустить ни одного слова,
прислушиваясь к разговорам старших и стараясь казаться взрослее, но
усталость вскоре взяла свое, и он задремал, привалившись к боку
отца.
Молчавший до этого Андрей,
который, как и монах, почти не пил, сразу поднялся и предложил
отнести мальчика в комнату, которую отвели мастеру. Яков
согласился, потому что уходить ему не хотелось, и молодой плотник
легко поднял ребенка и понес к выходу. Отец Филарет тоже
поднялся: