Ранней весной, когда зацвели подснежники, а в овраге ещё снег лежал, в хату к Божеским заявился посыльный из военкомата, одноглазый Шурка Коттель. Усердно сопя, калечный достал из заплечной сумки два приглашения на торжественное собрание по случаю освобождения от румынской оккупации. Вручил Манюсе, под роспись в большом потрёпанном журнале. Пришлось идти, чтоб кто чего не подумал, да и самим интересно, и детям…
Броньке не понравилось. «Тоже мне собрание, хуже, чем педсовет, говорили – лялякали, все старухи плакали, потом вызвали на сцену ба Броню, дали грамоту и платок с цветочками. После выступлений, духовой оркестр исполнил гимн, а потом убрали стулья и устроили танцы. Мама два раза с Адамом танцевала. Красивая. Ба Броня сидела с нами, читала грамоту и опять плакала. И чего она? Незаметно наковырял на сидении между ногами то слово из трёх букв… Этих взрослых не поймёшь, тут радоваться надо, а она… Басю, говорит, жалко… Тётя Надя наговорила своему худосочному Витьке, что я такой же придурок, как наша Баська, и тоже взорвусь когда-нибудь… Хренушки, я из гранат запалы вынимаю. Скоро хутор Флеминду переименуют в Варваровку и поставят тётке Басе памятник, как Зое Космодемьянской в Москве. Повезло! Я, когда выросту, пойду на войну, стану героем, вернусь домой и, если толстопузый завуч с Трущобой попросят выступить на школьной линейке, буду кочевряжиться, потом сжалюсь. Хорошо бы увидеть море…»
В один из визитов дядя Миша обещал свозить ребят в Одессу, там, мол, зоопарк, море, трамваи. Братья размечтались, но благие намерения родственника никак не превращались в реальность. «Хитрый, наобещал и уехал… Зачем обманывать?»
На летние каникулы Броньку отправили в пионерский лагерь. Он мечтал пожить в палатках, готовить на костре, а их поселили в классных комнатах сельской школы, обозвав палатами. Кормили за длинным столом под навесом возле кухни. Есть давали от пуза, даже добавок не жалели, и все обжирались. Только Людка из третьего отряда не лопала как все. Сама худая, кожа да кости, весом в шестнадцать килограмм, но ела только сладкое, видать больная. Бронька, когда случалось им сидеть рядом, потихонечку отдавал Людке свои конфеты. Один хмарь, гармонист, увидел и давай насмехаться. «Тили-тили тесто – жених и невеста». Неприятно. А хмырь всё ухмылялся и на баяне воображал, Моцарт-Моцарт. Одолел своим пиликаньем, особенно по утрам, когда ребят на зарядку выгоняли. Все приседают, скачут, а этот композитор на стульчике сидит – аккомпанирует и лыбится… Пришлось мозги прочистить…