Но недолго мне пришлось мечты мечтать – подкатывает к госпиталю машина, и не просто машина, а спецвегикул службы безопасности. Она вроде бронехода, только маленькая. И даже башенка на крыше вращается.
Понятное дело. Кто-то из госпитальной обслуги во имя идей мира и гуманизма звякнул и доложил, что, мол, живой Бойцовый Кот, кровавый наймит кровавого герцога, прикинулся санитаром, страшась сурового, но справедливого народного гнева.
Вылезают из машины двое. Их у нас яйцерезами зовут – сами понимаете, за эффективные методы следствия. Вот за ними, яйцерезами, никто не охотится, они всякой власти нужны, а если это и не кадровые яйцерезы, а их освобожденные подследственные – так еще хуже. Шинели черные, до каблуков, а вместо военных картузов – зеленые колпаки вроде тех, что инсургенты во время Первого Алайского Восстания носили. Традиции сохраняют, змеиное молоко!
Один похож на соленую рыбу, которую только что из банки вынули, а второй – на рыбу же, и тоже соленую, но в банке оставленную, отчего ей, костлявой, обидно.
– Ступай сюда, котяра, – кличет один. – Поговорить надо.
– Никак нет, господа, – отвечаю. – Прикомандирован к госпиталю, нахожусь в распоряжении боевого лекаря господина Магга…
Тут мой доктор, словно бы услышав, что о нем речь, из госпиталя выходит.
– В чем дело? – спрашивает. Голос у него негромкий, но убедительный. Меня же вот убедил грузовик из грязи выталкивать.
Правда, убедил-то больше шоферюга, но все же…
– Эй, дедуля, – кличет второй яйцерез. – Топай сюда, руки из карманов вытащи…
Змеиное молоко! У моего старичка звание, приравненное к майорскому общевойсковому, а эти, небось, не выше сержанта. Но подходит старичок, и руки из карманов вынул.
– Документы ваши попрошу, – говорит врач. И даже руку протягивает.
– Слышь, документы ему! – обрадовался яйцерез.
А второй моего врача даже не ударил. Он просто снял с него очки, уронил и раздавил сапогом.
Ах ты ж, тварина пучеглазая, думаю. Дедуля мой сто раз под смертью ходил, пока вакцину эту вез, чтобы ты, гаденыш, от поноса не окочурился…
В общем, лопата моя в руках словно напополам порвалась: черенком одному в диафрагму, а штыком – второму в кадык. Только перестарался я маленько – забыл, как поправился на корнеевых харчах.
Снес яйцерезу голову, словно легендарный Голубой Палач предателю-маркизу. Да и первый, надо полагать, не жилец.