– Ой, это вы, Вениамин Петрлович? – схитрила Роза Аркадьевна, будто сразу не узнала его, – Здрластвуйте! А Миша… Михаил Моисеевич в ванной. Он брлеется… Что-нибудь перледать ему? Или что?
Это «или что» умилило Пекарика. Мадам Руман, как он ее называл про себя, всегда тушевалась в разговоре с ним. Это, почему-то, налагало отпечаток и на него. Может, поэтому у них никак и не складывались отношения.
– Попросите, пожалуйста, пусть перезвонит мне, как освободится.
– Харлашо, Вениамин Петрлович…
– Спасибо, Роза Аркадьевна.
Получилось сухо. «Некрасиво. Как будто секретарше поручение дал. А впрочем… – Пекарик задумался, – Ведь и правда: пятнадцать лет уже точно есть. И за это время, живя через этаж, мы так и не стали дружить семьями… – он кисло улыбнулся, – Я – семья… А Мишка-то, поц… до сих пор два раза бреется, – стало вдруг весело, – Утром – для приличия, а вечером – для удовольствия… для Розочки своей любимой».
Пока он размышлял, а потом хозяйничал на кухне, чтобы почаевничать, уже позабыв о Розе Аркадьевне с ее милым голоском, прошло минут двадцать. Все уже было готово, и он как раз снимал чайник с конфорки, как зазвонил домашний телефон. Договорились с Руманом, что завтра весь вечер посвятят окончательному анализу последнего кандидата. Выберут, за кем наладить контроль. Может, даже получится с видеонаблюдением.
Пекарик решил обратиться к своему коллеге – программисту, с которым общался по работе «на стороне». Оба номинально относились к службе начальника охраны в компании «Сити Групп», хотя напрямую подчинялись не ему. Оба были участниками переговоров, где Пекарик выступал в качестве специалиста по невербалике: мимике, пантомимике, голосу, взгляду, а также по оговоркам, построению фраз и способам подавать себя. Этим и снискал себе тихую, но хорошо оплачиваемую славу. Фактически – ни одна сделка без него не обходилась.
Единственное, что не состыковывалось по поводу видеонаблюдения, кроме самого незаконного видеонаблюдения, – проникновение в чужое жилье. И это становилось серьезной причиной, когда Пекарик обдумывал дальнейшие шаги…
– Ладно! Бог с ним! Утро вечера мудренее, – после нескольких секунд сомнения Вениамин Петрович включил телевизор.
На экране – упрощенные, порой до гротеска – замелькали перипетии несовершенства государства и, естественным образом отсюда, социума. Как будто корреспонденты соревновались друг перед другом – кто противнее оголит все пороки и неприглядности жизни. Как будто жизнь вот такая и есть – гадкая и несуразная. И ничего в ней нет святого. «В самый пик внимания сограждан, – подумал Пекарик, – самые отвратительные политические и социальные сюжеты, самые кровожадные с порочными героями фильмы. Здорово! И они хотят… а кто они? И хотят ли?» Он разостлал кровать. Пошел – почистил зубы. С удовольствием разделся. С еще большим удовольствием почувствовал спиной простынь, а коленями и грудью – пододеяльник: «Как хорошо!» Нега разлилась по всему телу, по мышцам и сухожилиям, по коже, обласканной «здоровой силой льняных нитей, структурированных так, что уток поддерживает основу, а та его… а друг без друга они – ничто… как пространственно-временной континуум… эка меня занесло, – выплыло из расслабленного сознания удивление, – и здесь нашел возможность помудрствовать».