– Кофе? – предложил ассистент и отвинтил крышку с термоса.
Режиссёр поглядел с тоскою на термос и с ненавистью на ассистента: пить растворимый кофе, когда Фридрих Андрей пьёт «Шато Марго» 1979 года, и вместе с ним за компанию пьёт и ещё проливает вино какая-то… какая-то…
– Обижаете, шеф. Жена варила с утра. Бразильские зёрна средней прожарки. Держим в морозилке, как советует Фридрих Андрей де Шай!
– Давай, – обречённо сказал режиссёр.
А в зале ресторана «Оливия» на секунду наступила тишина: все пили вино, включая Оливию, бедную девушку и даже человека с камерой на сложной конструкции. Почему-то замолчал и диксиленд, готовясь к следующей композиции. И тут в этой наступившей тишине, полной наслаждения от дегустации прекрасного старого выдержанного вина, все отчётливо услышали странный «бульк!», исходящий от Фридриха Андрея. Оливия встревожилась сразу, остальные сначала почувствовали скорее недоумение: безупречный обжора никогда не позволял себе булькать в бокал. «Бульк!» повторился. А бокал, выскользнув из руки обжоры, упал и разбился. И тут только все увидели, что глаз у де Шая нет, вместо них есть желтизна под трепещущими веками… А ниже – пена изо рта, окрашенная… вином? Или… не вином? И если де Шай не падает, то только потому, что стул задвинутый Рейнальдо, прижал необъятное пузо обжоры к краю стола.
– Папа! – закричала Оливия и все, хором вдохнув, отшатнулись. – Папа! Нет! Нет! Рейнальдо!
Рейнальдо отодвинул стул, два мускулистых официанта поймали хрипящего Фридриха Андрея, уложили на пол. Камеры продолжали снимать, как Рейнальдо окаменевшими вдруг и неуклюжими руками растягивал бабочку под подбородком де Шая, расстёгивал воротник, как билась и рыдала Оливия, тряся тушу отца, требуя позвать доктора Бáртоло, папиного друга, как над толпой взлетели мобильные телефоны, хоть съёмка во время ужина с обжорой была строго запрещена, как появился телефон даже в руке маленькой бедной девушки, впрочем ей, чтобы достать телефон, пришлось преодолеть своё смущение и снова порозоветь до персика.
Режиссёр в фургоне плюнул горячим кофе в картонный стакан и скомандовал:
– Крупнее!
Оператор навёл камеру на бледнеющее лицо де Шая.
– Разверзнись… – прошептали синие губы Фридриха Андрея, растянутые на весь экран.
Рейнальдо, конечно, вызвал доктора, но тот не успел ещё ответить на телефонный звонок, как старый опытный слуга понял, что хозяин мёртв. Он попытался приобнять Оливию, как-то её успокоить, но она надрывно рыдала на его груди, роняя изо рта недожёванный марципановый торт.