Броня Дорана Айхавена была непрошибаемой, крепкой, как
металлический панцирь. Он говорил что-то отвлеченно-вежливое, но
истинный ответ читался на его губах, невысказанный, но такой
ясный.
Ему было все равно.
Злость разом схлынула, оставив разочарование — едкое и густое,
как смола. И тогда Тильда решилась.
— Возможно, Сенат проявит большую заинтересованность в делах
Градостроительного ведомства, чем его глава, – с холодным
достоинством произнесла она. – И, возможно, кому-нибудь из
сенаторов захочется проверить документы, касающиеся строительства,
особенно, если вдруг что-то случится.
Доран Айхавен сладко улыбнулся, но его улыбка была улыбкой
щуки.
— Да, будет прискорбно, если что-то случится, и виноватым
посчитают мастера-архитектора, в чье ведение поступают деньги,
выделенные на строительство, и чьи подписи стоят на всех
документах, — спокойно уточнил министр. – Мне придется приехать к
вам с проверкой... Ведь мы не хотим, чтобы о нас говорили, будто мы
ничего не делаем, верно, госпожа Элберт?..
С последнего урока Людо и Арон удрали.
Еще не прозвенел школьный колокол. Еще скрипели перья,
старательно выводившие арифметические примеры. Еще не слышны были
голоса старших и смех младших учеников в широких коридорах. Но Арон
уже нетерпеливо ерзал на скамье, будто под ним – раскаленное
железо.
Бежать! Скорее! Вон из душного класса, вниз по мраморным
ступеням, в парк, и – еще дальше, дальше, по широкой Липовой улице,
вдоль канала, вперед – и вверх!..
В кончиках пальцев, в ногах обосновался какой-то веселый зуд,
жжение, не дающее покоя.
Людо пихнул Арона локтем в бок. Они переглянулись.
— Готов? – едва слышно шепнул Людо.
— Готов, — одними губами ответил Арон.
И они удрали. От скучных пыльных историй, от спряжений глаголов,
от задачек и книг. Чувство опасности щекотало им пятки, заставляя
прыгать, подтягиваться, бежать и таиться, ловко перелезать кованый
забор в два человеческих роста, пока здание школы – массивное,
кирпично-красное, не осталось совсем далеко.
Арон бежал быстро. Позади кричал что-то Людо, но не мог
догнать.
— Стой! Подожди! – где-то на середине сонной Липовой улицы Людо
все же докричался до Арона, и Арон остановился, чтобы перевести
дух. Посмотрел на Людо. Тот наклонился и дышал тяжело, опираясь на
колени, сумка болталась возле живота, и лицо раскраснелось, а
волосы стали совсем мокрые.