И кудрявый пленник с карими глазами и
совершенно другой формой лица никак не походил на фотографию.
Сомневаюсь, что он сделал себе пластическую операцию.
– Эй, – я снова окликнул
сопровождающих. – Вы за идиота меня держите? – и в подтверждение я
показал им фото настоящего Кехаэля на планшете. – Бегите к Иллаиде
и передайте, что у неё есть десять минут, чтобы отдать нам своего
сынка.
И на удивление двое реально
побежали.
– Как ты вообще согласился умереть
вместо этой мрази? – спросил я у пленника.
– Глава совета обещала достойную
жизнь моей жене и детям. У нас ребенок-инвалид, с ним очень
сложно.
– Капец. У меня нет слов, – выпалила
стоящая рядом Лавина.
– Ты можешь быть свободен. Поверь, ты
– самое дорогое, что есть у твоей семьи.
Пленник нехотя кивнул. Но я хотя бы
попытался вразумить его. Он надел противогаз, и я убрал окружавший
его противорадиационный купол. Он медленно побрел ко входу в
бункер.
Сложности пугают таких людей, поэтому
иногда им проще пожертвовать собой, чем день за днём прикладывать
усилия.
Всего через пять минут к нам подошла
Иллаида. Через стёкла противогаза я увидел слёзы на её лице.
– Если вы такие же люди как мы, то
проявите сочувствие, – взмолилась она. – Не убивайте моего
сына.
– Вы к нам сочувствия не проявили, –
грозно сказала Лавина, девушке не было жалко эту женщину. – И к
другим мутантам тоже не проявите. Убьёте при первой возможности. Да
мы до сих пор живы только потому, что Мор повелевает радиацией. А
для вас нет ничего страшней.
– Знаете, Иллаида, – тихо начал я, –
если бы вы сразу сказали, что это ваш сын и попросили пощады, то я
бы не смог вам отказать. Но то тогда. А сейчас, когда вы пытались
снова обмануть нас и обрекли на смерть другого, я не стану
проявлять сочувствие.
– Ты не убьёшь нас всех, – уверенно
заявила она.
– Хочешь проверить? – все вымученное
уважение к Иллаиде улетучилось в один миг, такая как она не
достойна обращения на «вы».
– То есть все люди бункера согласны
сдохнуть за твоего сынка? – поддержала меня Лавина.
Женщина не ответила, но в её глазах
читалась злость. Теперь я был уверен, что и слёзы были лишь игрой.
У неё нет раскаяния. Нет жалости. А у её сына тем более.
– Убейте нас, если сможете, – сказала
женщина и направилась к бункеру.
К этому времени остальные люди, и
даже преследовавшие нас солдаты уже скрылись там.