– А ты когда свои игрушки последний раз на место убирал?! – рявкнул на сынишку Соколов.
– Спасибо, Дарий, я в курсе, что у меня хорошо и просторно. И поэтому ни ты, ни тебе подобные никогда здесь жить не будут. Потому что дядя Сева отлично знает, как такое хорошо за пару дней превращается в унылое воспоминание и приравнивается к конфискации имущества.
– Да я просто хотел колесо показать, – опять надул губы Дарий.
– Ладно, посмотрим. Вот годков через несколько достанете вы своего папку, бросит он вас, вот тогда, может, и приючу.
– Не бросит! – чуть не взвизгнул парнишка и встал у отца за спиной.
Соколов прихлёбывал кофе, довольно урча.
– А Алёнка мне письмо прислала… – кинул он в пространство.
– Судя по твоему наигранно-безразличному тону, я сейчас должен был обжечь себе язык, поперхнувшись кипятком, не так ли?
– Мне показалось, что ты влюбился…
– Дядя Сева влюбился, дядя Сева влюбился! Бе-бе-бе!!! А надо мной смеялся, гарантофилом называл! – Дарий запрыгал в опасной близости от стола с кофейными чашками.
– Геронтофилом! – поправил сынишку Семён Петрович.
Северный прикурил сигарету, медленно затянулся и глубокомысленно выпустил дым:
– Зря ты его в этот летний лагерь отдал. Об элементарных вещах понятия не имеет, а «гарантофилия» – уже на слуху. Опасный признак. Хотя забавное словечко. Любовь к гаранту. Исток культа личности… Это я, прости, записных книжек Ильфа и копаний Вентцеля начитался.
– Влюбился, влюбился!!! – не успокаивался Дарий.
– Если ты ошпаришься, то зарыдаешь по-честному, – серьёзно предупредил мальчонку Всеволод Алексеевич. – А в моём доме нет средств первой помощи от ожогов, соплей, поносов, порезов и прочих хворей малолетних гадёнышей. Это прерогатива безобразно перенаселённых детишками домов. Так что если ты успокоишься, я скажу тебе правду.
Дарий немедленно застыл сусликом.
– Я, друг мой Дарий, действительно влюбился в Алёну Дмитриевну. Не стану отрицать.
– Не станешь чего?
– Отрицать. Отрицать – это, малыш, означает говорить «горько!» – когда сладко, или хныкать, что у тебя болит живот, чтобы не пойти в школу. То есть отрицать – попросту врать. Потому я предпочитаю отрицать отрицание. И потому скажу честно: я влюбился. И даже полюбил. Полюбил эту самую вашу Алёну Дмитриевну, папину давнюю подругу, на которой ты хочешь жениться, когда вырастешь. И на которой, как папка твой, помнится, проговорился в темноте захламлённого преддверья вашей берлоги, он сам хотел жениться в незапамятные времена. Но тот факт, что я полюбил Алёну Дмитриевну, не отрицает существующего положения вещей: она не ответила мне взаимностью и улетела в Калифорнию.