Начинается действие в кабинете Пустозерова, убранном с претензиями, но довольно бедно. Между разными утварями комнаты нужно заметить множество ни на что не нужных безделушек и литографированные картинки, изображающие полуобнаженных женщин в разных положениях. Пред вами уже начинает рисоваться человек, несколько чувственный, мелочный, с претензиями, склонный к светскому фатовству, но удерживаемый, по-видимому, чувством долга, потому что не предается вполне своим наклонностям, а живет бедно, – значит, взяток не берет. С первых же слов своих он не замедлит оправдать впечатления, производимого его кабинетом. Слуга его Андрей, несколько глуповатый и необтесанный парень, входит и поздравляет Пустозерова с днем рождения. Пустозеров говорит, что это глупость, деревенщина, патриархальность, и прогоняет Андрея. Оставшись один, он занимается созерцанием в зеркало своей особы и, между прочим, рассуждает: «В двадцать семь лет – советник губернского правления… недурно!.. А хотел бы я для сегодняшнего дня назвать Дашеньку моею». Вы ожидаете, что Дашенька – его невеста, но ошибаетесь жестоко… Вы увидите потом, что для него значит – назвать своею… Далее, бросая взгляд на кипу бумаг, лежащих на столе, Пустозеров держит про себя следующую речь: «Эк их сколько! Есть ли человеческая возможность все это прочитать… и за 900 целковых жалованья!.. Высокое наслаждение чувствовать себя бескорыстным; для этого чувства я готов все перенести, готов умереть; но и существовать на 900 целковых, в пору самой пылкой молодости… поставленному на вид у целой губернии, развитому и образованному человеку, видеть беспрестанно возможность обогатиться и отталкивать постоянно все соблазны с презрением: это не последний подвиг».
Монолог этот рисует нам Пустозерова во всей низости его бескорыстия. Во-первых, он жалуется, он сожалеет о своем бескорыстии и тем уже приближает себя к пошлости Фролова. Затем он высказывает, что служба для него все-таки важна как средство обогащения. Он говорит, что за 900 целковых не стоит читать всех этих бумаг, значит, он служит не для пользы, а для жалованья. И во имя чего этот господин так утвердился на своем бескорыстии? Есть ли у него то внутреннее благородство, которое заставляет человека чувствовать инстинктивное, естественное отвращение к взятке, как и ко всякому воровству? Нет; из слов его видно, что ему дорого стоит обуздать в себе стремление к воровству; он только сдерживает свои влечения отвлеченным принципом и гордится этим… гордится тем, что не крадет!..