— Отец тебя тогда все-таки как-то сдерживал. А теперь, похоже,
нет.
Я поджал губы, обдумывая.
— Послушайте, очень не хочется вам об этом говорить, но… У меня
вполне серьезная причина, почему мне лучше пить.
— Полнолуние только раз в месяц, Руари, — заметил Фалви.
— Да, но… Черт возьми! — я закрыл лицо рукой. — Трезвый я
становлюсь… эээ… маловыносимым.
— Ты и так невыносим, Руари.
— Будет хуже и, возможно, с проявлением агрессии.
Фалви поглядел на меня с недоумением.
— И ты мне ничего не говорил?
— Я решил проблему.
— Решение не очень удачное.
— Искать новое – тоже не очень удачная мысль.
— Давай начнем, а там посмотрим.
— Вы просто напрашиваетесь на неприятности, сержант, — я
поднялся.
Он задрал голову, на лице вырисовалось недоверие.
— Что это значит, Руари?
— Без понятия. Но эксперимент – ваша идея. И я вас
предупредил.
— Выкинешь что-нибудь – тебе же будет хуже! Завтра у меня в
восемь, Конмэл! С этого момента – ни капли!
И Фалви кивнул мне на дверь. Я вышел из Управления, проклиная
сержанта последними словами. Ливень перешел в покрапывающий дождь.
Сквозь тучи проглядывал убывающий месяц. Шлепая по лужам, я
поплелся домой.
С одной стороны, хотелось плюнуть на Фалви, а с другой, я знал,
что он не успокоится и действительно засадит меня за решетку, если
я не сделаю того, что он хочет. Сержант иногда проявлял
изумительное упорство, как мне порой казалось, граничащее с
глупостью.
Дома я упал на постель и уткнулся лицом в подушку. Пискнул
мобильный, забытый утром на кровати. Я дотянулся до телефона. От
Джил было несколько непринятых вызовов и примерно десять смс. «С
Днем рождения, Руари! Люблю тебя!», куча сердечек, «Когда
встретимся?». И чуть позже: «Почему не отвечаешь?», «Ты где?», «Ты
на что-то обиделся?», «Что случилось?», «Позвони мне!».
Настроение испортилось окончательно. Я бросил телефон обратно на
кровать и закрыл глаза.
В восемь часов утра я пришел к Фалви.
— Насколько сильнее метаболизм? — спросил он, едва я уселся
напротив него в кресле.
— Эээ…
— Я так понимаю, лучше проверить.
Фалви раскрыл ящик в тумбочке, извлек из него стакан и початую
бутылку. Налил и пододвинул мне.
— У вас самого нет, случайно, тех проблем, которые вы
приписываете мне? — я с подозрением вглядывался в лицо
сержанта.
— Зубы мне не заговаривай, Конмэл. Пей.
— Я на вас жалобу напишу. Что вы принуждаете
несовершеннолетнего.