– Стакан? – переспросил Моррис.
– На кухонном столе был оставлен один стакан. Наверняка это ее стакан, и мы найдем в нем следы барбитуратов. Стакан уже в лаборатории. Это… как будто он нам нос показал. Мало того что убил, так еще и поиздевался напоследок. Вот смотри, что я могу сделать с твоей драгоценной дочуркой! Да еще и пущу в ход то самое, против чего ты борешься всю жизнь, каждодневно и ежечасно. Да, тут дело не в Дине, ты не находишь?
Ева бросила быстрый взгляд на Морриса.
– Макмастерсу будет еще тяжелее, когда он поймет, что дело вовсе не в Дине. Она была всего лишь средством… проводником.
– Да, так будет только хуже, – согласился Моррис. «А ты чем была? – подумал он. – Чем ты была для того, кто все это с тобой сотворил?» Но он не стал спрашивать. Ему не надо было спрашивать, он слишком хорошо ее знал и понимал.
Ева стояла на улице, покинув морг, и вдыхала воздух Нью-Йорка, жаркий и душный воздух летнего дня. Ну вот, она выдержала, говорила она себе, прошла через самое худшее. Она села в машину и отправилась в лабораторию.
Она намеревалась схлестнуться с заведующим лабораторией Диком Беренски. Ева честно призналась себе, что просто жаждет стычки: это помогло бы ей разрядиться, сбросить напряжение. Ужасно хотелось надрать задницу человеку, который не зря носил прозвище Дикарь.
В лаборатории было немноголюдно. Не больше пяти «лабораторных крыс» сидели по своим кабинкам, уставившись в микроскопы или склонившись над бумагами. И среди них был сам шеф. Его яйцевидная голова с жидкими волосами, словно прилипшими к черепу, склонилась к компьютеру, ловкие, похожие на червей, пальцы порхали над клавиатурой и прикасались к сенсорному экрану.
– Докладывай. – Это прозвучало как «Попробуй только не доложить».
Он бросил на нее сердитый взгляд.
– У меня были билеты на футбол. В ложу!
Наверняка взятка, подумала Ева.
– А у капитана Макмастерса была дочь. А теперь спроси меня, что я думаю о твоих билетах в ложу.
– Она все равно бы не воскресла, даже если бы я в гребаный День мира сидел на стадионе, жевал сосиску, запивал ее пивом и следил за игрой «Янки».
– Тут ты прав. Как жаль, что она позволила себя связать, терроризировать, изнасиловать много раз, а потом задушить как раз накануне этого гребаного Дня мира. Нарочно тебе подгадила.
– Эй, эй, остынь! – Похоже, убийственный блеск в глазах Евы пробился сквозь злость Беренски. Он замахал в воздухе своими паучьими лапками. – Я же здесь, разве нет? И я уже проверил стакан. Тут у нас вишневая шипучка с барбитуратами. Гремучая смесь. «Слайдер» в жидком виде с небольшой дозой «Зонера» в порошке.