Но сквозь слюду была видна лишь мутная темнота, в окошко и днём мало что различишь, а уж безлунной ночью!
− Ты сказал… Ты сказал: «Это смотря какие волки»… Что это значило? – Олинн обернулась и посмотрела на Бьорна. – Ты знаешь, кто это так воет?
Бьорн, цепляясь за бревенчатую стену, медленно поднялся и пробормотал, отбрасывая назад волосы:
− Сам не знаю, почему сказал. Просто в памяти всплыло. Я вспоминаю какие-то слова и просто их говорю. Не знаю, что они значат.
Он доковылял до лежанки и устало на неё опустился. А потом спросил как ни в чём не бывало:
− Теперь-то ты останешься, я надеюсь?
Олинн почти упала на лавку без сил и положила рядом кочергу. И сразу подумала: как там Торвальд? Но он бывалый вояка и не поедет ночью по болотам, раз днём не вернулся, так что не стоит переживать. А вот Тильда? За старую вёльву она теперь беспокоилась всё больше и больше. И так уже, сколько дней её нет? И, пожалуй, этот монах прав − сегодня ей стоит остаться здесь. Бедная Ивка!
− Останусь, − ответила она, немного помолчав. – Но у меня тут кинжал и кочерга, не вздумай что-нибудь… В общем, ты понял.
− Я хоть и в беспамятстве, но вроде в своём уме, − ответил Бьорн, явно над ней насмехаясь. – Не бойся, я тебя не трону, сказал же. И не благодари.
− За что благодарить-то? — Олинн бросила на него короткий взгляд.
− За то, что ты сейчас здесь, а не в волчьих лапах.
− А-а. Ну и ты не благодари, — фыркнула Олинн в ответ.
− За что? — спросил Бьорн в пику ей.
− За то, что ты здесь, а не на дне болота.
Она задула свечу и примостилась на краю лежанки Тильды в другом конце комнаты, положив кинжал под подушку, а кочергу — вдоль тела. Лежала, едва дыша и пытаясь услышать какие-нибудь звуки снаружи.
Может, эти звери, сожрав несчастную Ивку, не пойдут к избушке? Ох, Луноликая! Охрани её от всякого зла!
Некоторое время в комнате висела тяжёлая тишина, а потом Бьорн произнёс всё с той же повелительной интонацией в голосе:
− Расскажи что-нибудь.
Олинн помолчала некоторое время, думая о том, что делать завтра? Видно чем-то она прогневала богов, раз они повесили ей на шею этот камень в виде беспамятного монаха. Она вздохнула, глядя в темноту, а потом ответила медленно и тихо:
− Завтра я пойду в замок, поговорю с нашим кузнецом. Если я попрошу, он возьмёт тебя к себе в помощники. Поработаешь и поживёшь при кузнице, пока не вспомнишь, кто ты. Только если ярл Олруд узнает, что ты монах с юга, он велит посадить тебя на цепь на замковой площади на потеху своим хирдманам. Тебя будут дразнить, бить, тыкать палками, а дети швырять камнями и грязью. А потом кто-нибудь тебя убьёт в потешном бою, где тебя вооружат палкой, а твой противник выйдет с настоящим топором. Или тебя просто повесят на воротной балке в первый же день, в назидание южанам и королю. Ярл Олруд… очень суровый человек. Он не знает ни пощады, ни жалости. Он жесток даже со своими, так что лучше бы тебе придумать какую-нибудь легенду, в которой ты или не монах, или ненавидишь монахов и южан, и будешь полезен в Олруде. Раз ты не помнишь, кто ты, то и веру в вашего бога ты ведь тоже не помнишь. Надеюсь, это тебе поможет. Завтра придёт Торвальд, ты должен рассказать ему, кто ты. Он хотел отвести тебя в замок и допросить, едва ты очнёшься. Так что придумай себе имя и прошлое, за которое тебя не захотят убить в первый же день.