- Хор-роший коньяк. Не обманули.
- Раба божьего?
- Не бери в голову, майор. Я такой же
коммунист, как и ты. Хоть и должен по всей истории моего рода быть правоверным
мусульманином.
- Да нет, ничего. Просто… Кстати, об усопшем рабе божьем Сергее. Это
правильно, что у него открыты глаза, и он ими даже моргает?
- Что?!
Единственная попытка повернуть голову
отозвалась такой страшной болью, что я чуть было не потерял сознание.
На глазах выступили слёзы.
Сквозь их мутную дрожащую пелену я
разглядел два мужских силуэта, склонившихся надо мной. Подумал вытереть слёзы
рукой, но оставил эту мысль, - если попытка повернуть голову привела к таким
последствиям, то лучше не рисковать и вообще не двигаться. Пока хотя бы. Тем
более кто-то тут говорил о двух переломах позвоночника. Моего, следует
понимать. Плюс черепная травма практически несовместимая с жизнью (теперь
понятно, почему так болит голова) и прочее по мелочи. Однако я жив, что не
вызывает ни малейших сомнений. Значит, поборемся
Я сморгнул, видимость улучшилась.
Крупный мужчина в белом халате и такой же
шапочке. Рукава халата закатаны по
локоть так, что видны сильные руки, густо поросшие черными волосами.
Врач? Будем считать.
Другой, ниже ростом, без головного убора,
с короткой стрижкой жидковатых русых волос, облачен в какой-то мундир глухого
зелёного цвета. Военный? Может быть. Поверх мундира наброшен такой же, как у
первого, белый халат. Как к нему обращался первый – товарищ майор? Это воинское
звание.
Стоп. Откуда я это знаю?
Нет, не так. Откуда я знаю язык, на
котором они говорят? Более того. Я готов поклясться, что никогда прежде этого
языка не слышал…
Зададим себе другой вопрос. Где я, и что
вообще случилось?
Тем временем мужчина, которого я определил
как врача, подошёл ближе, придвинул к себе табурет, сел и приложил большой
палец к моему правому запястью (левое, перебинтованное, пульсировало болью).
Пульс считает, догадался я, исподволь
разглядывая его рыхловатое лицо, на котором выделялись внимательные, чуть
навыкате, карие глаза и крупный мясистый нос.
- Сто двадцать, - сообщил носатый врач,
обернувшись к своему собеседнику. – Много, но не критично. Если бы не видел
своими глазами, то сказал бы, что так не бывает. Однако – вот оно, - он умолк и
опять склонился ко мне: