Вспомнил,
как к Славке подбирался на обрыве. Встал в полный рост. Остановил
Галию. И пошёл к этому придурку спокойно, не прячась. Пока он в
темноте, да с пьяных глаз разобрал, кто к нему подходит, я уже
тянул его на себя подальше от края.
Мужики
налетели, скрутили этого барана. Галия в меня вцепилась,
расплакалась.
– Всё, всё,
всё. Не плачь, – поднялся я. – Где твои игрушки ёлочные?
Обнял её за
плечи и повёл к люку. Там остались только коллеги Галии. Эдичку
увели и все официальные лица спустились вместе с ним.
– Ты что
такой грязный! – воскликнула ещё одна женщина из их коллектива,
пока я спускался, поддерживая спускающуюся следом Галию.
Только
оказавшись на освещённой лестничной площадке, мы с женой обратили
внимание на моё пальто. Вывозился я на крыше знатно.
– Снимай, –
велела коллега жены. – Сейчас растворителем почистим.
– Это
бензином надо или керосином, – подсказал ей Петрович. – Иннокентич,
где у тебя керосин?
– Пойдёмте
к нам, – опомнился старый. – Что мы тут стоим.
Юрка
протянул мне наши свёртки с игрушками, взял наши портфели и потащил
вниз. Мы с женой, оказывается, на автомате у лестницы под люком всё
побросали, когда нас наверх позвали. Хорошо, хоть это СССР – в
девяностых кто-нибудь под шумок обязательно бы приделал ноги к
нашему имуществу.
В
мастерской Галия пришла в себя, поставила греться чай. Отвела меня
руки помыть. Когда мы вернулись, нас уже ждал Михаил, помощник
местного комсорга.
– Ну
устроили вы тут сегодня! – воскликнул он, увидев нас и бросаясь нам
навстречу. Впрочем, по его возбуждённому лицу и искрящимся
любопытством глазам я понял, что он нас не ругать сюда
пришёл.
– Так это
не мы, – протянул я ему руку.
– Да знаю,
знаю… – примирительно сказал Миша. – Рано или поздно этим бы
закончилось. Да, Василий Иннокентьевич. Вы ещё в прошлый раз
говорили, что он раз от раза тяжелее выходит. Вот и не вышел
вообще. Что с ним теперь делать?
– Жаль
дурака, – сказал старый. – Он талантливый. Может, дадут ему ещё
шанс?
–
Алкоголизм не лечится, народ, – сказал я. – Можно только взять и
отказаться от алкоголя сознательно. Но это очень тяжело. Любой
запретный плод, сами знаете, сладок. Он сам должен захотеть. А
захочет он быстрее, когда последствия появятся. Надо было раньше
его увольнять, быстрее опомнился бы.
– Или
совсем бы скатился. – добавил Иннокентич.