Крестьяне сбежались в столовую. Но вынесли печальный
вердикт:
- Умер барин, дохтур уже не поможет.
И Лена вдруг почувствовала себя такой потерянной и одинокой в
этом враждебном непонятном мире, что впервые в жизни
разрыдалась.
Сердобольные девушки служанки обняли её за плечи, повели в
горницу, уложили в постель. Они думали, что барыня убивается по
умершему, заботливо поили каким-то травяным чаем, кормили из ложки
чем-то сладким, от чего глаза её стали слипаться.
А возле Пьера уже суетились, обмыли и позвали городового. Лена
сделала вид, что так убита горем, что не может распоряжаться
похоронами. Она ловила на себе сочувственные взгляды и слышала
тревожное шушуканье. Пьер был католиком, а католического храма в
городе отродясь не было. За католическим священником ехать далеко,
и стоящая на улице жара беспокоила крестьян.
- Завоняет барин. Да и найдут ли ихнего попа, они с войны ещё
все разбежались!
В итоге, собрались делегацией и приступили к Лене, чтобы она
позволила похоронить Пьера по православному обычаю. Она только
отмахнулась:
- Пусть так, Бог один, как-нибудь разберётся.
Дело сразу пошло. Но на похоронах ей всё-таки присутствовать
пришлось.
Она уже не плакала, молча стояла возле гроба и незаметно
разглядывала живописную толпу, набежавшую неизвестно откуда.
Высокородных господ здесь не наблюдалось, хоть письма с
соболезнованиями ей присылали. Всё-таки с Пьером никто толком
познакомиться не успел, как и с ней самой.
На пышные поминки, вылившиеся в немалые расходы, так же
собралось полгорода проходимцев. Из энциклопедии Лена почерпнула,
что на похороны может прийти кто угодно, без приглашения. А потом
остаться на поминки.
Гости притворно охали и вздыхали, и со скорбными лицами налегали
на богатую поминальную трапезу. Иные даже плакали, как жаль им было
безвременно почившего чужеземца!
А Лена с раздражением ждала, когда закончится этот балаган, и
она останется одна, чтобы решить, как ей жить дальше?
И лишь к ночи, в доме установилась долгожданная тишина. Сенные
девушки допоздна убирали за гостями, Лена их не беспокоила, легла
спать сама, без назойливой заботы служанки.
Что ни говори, а опасность в лице графа, да и самой графини,
миновала. Теперь было понятно, что Антонина Львовна не была к ней
добра, а вынашивала свои планы, и Лене предстояло сыграть в них
роль бесправного существа, которое никто не спросит, хочет она в
них участвовать, или нет? Самое страшное состояло в том, что и
жизнь её не ценили. И всё же, на неё навалилась пустота. Непонятно,
как дальше жить и что делать? Но кроме пустоты и бессмысленности
было что-то ещё. За суетой и волнениями ей невозможно было
разобраться, но сейчас она явственно поняла, как этот мир её
презирает.