Лена с недоумением пожала плечами.
- Хорошо, отправляйте, я тотчас же возьмусь читать, как раз
время подходящее.
Она сидела в саду и покачивалась на качелях. Солнце клонилось к
закату.
Две девушки крепостные отгоняли от неё мух и комаров длинными
опахалами. Но насекомые на Лену и так не садились. И она приказала
оставить её одну, назойливая забота начинала раздражать.
Вскоре перед глазами возникла книга в древесно-коричневом
переплёте, её страницы украшал цветочный орнамент.
Алексей отправил дневник поэта.
Лена с трепетом открыла книгу. Но чем дальше читала, тем глаза
её всё больше лезли на лоб.
- Что это? Как такое может быть? – воскликнула она вслух, не
сумев сдержаться.
А слог безжалостно сминал её девственно-романтичное
представление об обществе этой эпохи.
С самого начала поэт обнажал подробности своей интимной жизни до
такого предела, когда на ней не оставалось даже намёка на покров
тайны и стыдливости.
Впрочем, не только своей, но досталось и его окружению. Даже
самому Императору. Ничего удивительного, раз он находился в такой
непосредственной близости, особенно от его красавицы жены.
«Государь дал великую клятву верности государыне, и потому не
ебёт никого, кроме неё. Но чтобы как-то причаститься к
неприкосновенным красотам окружающих его дам, он приказывает им
раздеваться и раздвигать перед ним ноги. Упиваясь открывшимся
зрелищем, он дрочит и спускает на лоно красавиц и, так и не
прикоснувшись к ним, покидает их. Государыня знает об этом, но не
считает, что таким образом клятва нарушается.»
Лена бледнела и краснела, но не могла не признать, что её
волнует грубая откровенность описания интимных сцен.
И всё же, было странно и неприятно, что великий поэт не нашёл
более изящных выражений для этих описаний. Она читала книги
писателей того времени. Свобода нравов её поражала. Но при этом
была уверена, что такое происходит только в Европе, а в России всё
совершенно иначе! Женщины здесь по-настоящему честны и целомудрены,
и мужчины редко выходят за рамки приличий! Над русским обществом
всё ещё должен был тяготеть Домострой, со своими жестокими
законами, от них так просто не отмахнёшься!
Однако то, что Дидро именовал Сокровищем, Пушкин без обиняков
называл Пиздой, с большой буквы, так как был большим поклонником
этого органа. Изящное Нефритовый стержень всегда и безапелляционно
именовалось русским словом Хуй. И в других определениях поэт не
стеснялся – ебля, жопа, срака, говно.