Нет, с поэтом Лена встречаться не собиралась, чтобы не стать
очередной Пиздой, которую он захотел бы изведать. Ракурс его
восприятия женщин был слишком специфичен, и ей явно нечего было
делать рядом с ним. Судя по всему, ракурс большинства галантных
кавалеров этого времени ничем не отличался от его, что Лену очень
сильно разочаровало.
И только немногочисленные описания встреч с друзьями, которые
явно отличались от поэта не только поведением, но и представлением
о жизни, давали ей хоть какую-то надежду.
Книга Лену как будто отравила, и содрала с мясом розовые очки с
глаз.
- Барыня, Ваш конь ждёт.
Лена вздрогнула, оказалось, что уже наступило утро. Возле двери
стоял Панкрат, молодой конюх. Лена задумчиво смотрела на него.
Красавец редкий, и на удивление всегда чистый, от него никогда не
воняло ни навозом, ни потом. Хотя она не раз подмечала, как он
моется и переодевается. Он всё время смотрел на неё с намёком, что
готов служить не только днём, но и ночью.
Груня выпорхнула из своей комнаты, но парень придавил её таким
тяжёлым взглядом, что она побледнела и попятилась назад.
А как только дверь за ней плотно затворилась, Панкрат крадучись,
словно кот, приблизился кровати, дрожа от вожделения.
Лена отметила, что таймер остановил её видеотрансляцию, она
поставила его на перерыв, те самые сорок допустимых минут, чтобы
спокойно вставать и одеваться. Он каждый день прерывал её
видеоотчёт в Малахитовый дворец именно в это время.
Панкрат осторожно погладил одеяло в том месте, где лежали её
ноги, этим движением он словно вытягивал стержень её воли в свою
сильную руку, и тот перестал быть стержнем, а провис и
размягчился.
И всё же холоп постоянно помнил своё место, его полыхающие
страстью синие глаза сохраняли услужливое выражение.
- Позвольте я Вас вылижу, Антонина Львовна, засохли Вы совсем,
негоже так! Так и красота Ваша несравненная завянет!
Лена растерялась и не знала, как реагировать, но прогнать его
уже не могла. Её желание неведомых ранее ощущений становилось всё
сильнее. Да и не за этим ли она устремилась сюда, в этот век, из
своего прагматичного времени, где всё подвергалось контролю?
Правильно поняв её настроение, Панкрат медленно отодвинул
одеяло. Его горячие губы и язык заскользили по пальцам её ног. Он
никуда не торопился, понимал, что добыча уже не вырвется. Каждый
палец целовал с вожделением. Это было странно и волнующе, и Лена
всё больше слабела и наполнялась сладострастным теплом.