Мужчина прошелся по
комнате, коснулся кубков на каминной полке, провел пальцами по корешкам книг,
подошел к окну, поправив портьеры, и повернулся к Мизелле.
– Ты должна отозвать ее.
– Твердо произнес он, – отзови свою ученицу немедленно.
– Или что? – Мизелла
подошла к нему и провела пальцем по его губам, – милый, твоя любовь ко мне еще
бьется здесь, – она коснулась его груди, – ты не можешь приказывать мне. Лучше
присоединись ко мне, и мы вспомним нашу любовь, нашу страсть. Вместе!
Глаза ее сверкали, а губы
тянулись к его. Арэс хмыкнул и убрал ее палец.
– Ты путаешь любовь с
похотью, милая. – Он отстранился от
нее и подошел к двери, – отзови свою ученицу, или я объявлю тебе войну.
В его голосе не было ни
ярости, ни гнева – лишь сталь, да твердая уверенность. Он не лгал. Мизелла чуть
склонила голову и изменилась в лице.
– Да как ты посмел? –
крикнула она, – значит, война! И будь уверен, при следующей нашей встрече ты
умрешь!
Арэс рассмеялся и вышел,
ничего не сказав.
Уходя, он слышал ее
ругательства и звон разбитого стекла. Это хорошо. Он знал, что так будет, и
Мизелла не согласится отозвать Аврору. И все же все прошло удачно.
Теперь остается ждать.
Единорог дал ему свои
тонкие чары – настолько тонкие, что почти неуловимы для магов. Мизелла бы
почувствовала их, если бы не их разговор. И пока мужчина трогал предметы в
комнате, позволял Мизелле прикасаться к себе, то запускал их. Сейчас они летали
по дому, распадаясь на пылинки, и искали. Искали то, что так надо было Арэсу.
И найдут, обязательно
найдут. Да, потребуется время – Арэс не сомневался, что Мизелла хорошо его
спрятала.
Мужчина пришпорил коня и
помчался по людным улицам города. Вскоре он оказался за воротами, впереди
простиралась равнина, на которой жили тролли.
Он долго скакал, хотя и
мог воспользоваться магией перемещения, но сейчас ему нужна была эта скачка.
Чтобы послушать ветер, чтобы отдать ему гнетущие мысли, чтобы подумать. Чтобы
вспомнить ее и насладиться (вот же
проклятье!) этим чувством тепла, что рождалось в груди, чтобы любоваться ярким
сиянием амулета, что сверкал как звезда в темной ночи.
А когда он остановился,
чтобы дать отдых коню, к нему возвратились тонкие чары. Они закружились вокруг
него и аккуратно вложили в его раскрытую ладонь светящийся шарик.