- Но ведь это… незаконно? – поинтересовалась я чисто любопытства
ради – что ответит.
- Скупка и перепродажа краденого – незаконно. А за всё остальное
он, не поверите, даже подати платит.
Отчего же, поверю. Дома многие так работали – официальная
зарплата с официальным налогом, и какие-нибудь услуги из рук в
руки, а то и вовсе наличкой, чтобы не светить в банковском
приложении поступления.
- Значит, я буду рада, если удастся ещё хоть что-нибудь
найти.
- Тогда я загляну ещё попозже, - Соколовский поднялся. – Желаю
вам удачи, Ольга Дмитриевна. Мы ещё непременно поговорим.
Он ушёл, я подошла к окну и осторожно поглядывала на улицу
из-под занавески. Где же вы, Матрёна Савельевна? Приходите уже, да
пойдём с вами дальше.
Стеша заглянула в палату осторожненько, увидела, что я тут одна,
и вошла.
- Все ушли, да? И что? Какие новости?
- Мне вернули мои ботинки, больше новостей нет, - вздохнула я. –
Тёща Зимина не приходила?
- Нет, её бы слышно было с порога, - усмехнулась Стеша.
Это точно, Матрёна Савельевна – женщина громкая. Только заходит
в больницу – и её уже слышно по всем палатам и в кабинете доктора
тоже.
Тем удивительнее было, что когда она вошла, тихо-тихо, мы вообще
не сразу заметили. Пришла Анна, рассказывала, как мужики пытались
обмануть медсестру Марфу и напроситься на две свободных койки –
мол, у одного брюхо болит, у второго голова. А Марфа отправила
обоих на осмотр к доктору, и тот сразу же сказал, что у них обоих
разве что похмелье, и ничего более. Попросил Акулину сделать
какое-то снадобье и напоить обоих, и после выпроводить
восвояси.
Мы смеялись, и не сразу услышали помянутую Матрёну Савельевну.
Она просочилась в палату тихонечко, поздоровалась да показала
девицам глазами на дверь, те и вышли.
- Знаешь, Оля, тут такое дело, - начала она неуверенно.
Начало мне не понравилось.
- Что случилось, Матрёна Савельевна?
- Да тут так случилось, что ни к Лушке, ни к Баирме сейчас
нельзя. У Баирмы сегодня какой-то мужик завёлся с подачи Кондрашки,
сам лично пришёл и жильца ей во флигель сговорил. А Лушку какими-то
грехами припугнул, что-то там сын её старшенький натворил в городе,
не то литературу запрещённую читал, не то ещё что похуже делал, она
теперь ревёт белугой и говорит, что пока даже за деньги никого не
пустит, ведь если её в чём обвинят и накажут, то кому её младших
поднимать?