В остальных частях города тоже то и дело вспыхивали
кровопролитные схватки. Позже, размышляя об этом штурме, я пришел к
выводу — решительным преимущество, склонившее чашу весов на сторону
армии Ана, была многочисленность бородочей. В штурме участвовало
никак не меньше четырех сотен долгобородов. В Ченти, по видимому,
было не больше полутора тысяч человек, вместе с теми, кто бежал за
стены с окрестных земель. Из них две трети дети и подростки — тут
много рожали. Из оставшихся, за вычетом женщин и стариков, только
около двух сотен были мужчины. Чентийцы показали себя опасными
врагами, практически поголовно хорошо вооруженными и неожиданно
решительными бойцами. Но их оказалось слишком мало.
Большая часть горожан смогла сбежать. Попросту убегали через
незахваченные городские ворота, а то и спускаясь со стен на
веревках. Долгобороды не стремились этому препятствовать — они
пришли скорее за камнями, чем за кровью. Это вполне в духе этого
народа. И эта их сдержанность меня радовала.
В городке все еще шли бои, когда мы, измученные и усталые,
вернулись обратно на ферму в лагере. Кантамир нёс на руках Эфеста,
который так и норовил потерять сознание — слишком перенапрягся.
Бледный Сперат вынужден был опираться на меня при ходьбе. Ноги у
него дрожали. У Гвены платье и блуза была исполосованы так, как
будто из неё гирлянды пытались сделать. В прорезях были видны
многочисленные раны. К счастью, бескровные. Похоже, они демоницу не
особенно беспокоили. Гвена вообще была в полном восторге. Она
тащила замотанного кровавыми тряпками Лардо одной рукой, а второй
размахивала здоровенным кувшином вина, найденного в замковом
подвале. Её зловещий, полностью покрытый засохшей коркой крови меч,
был привязан к спине. А еще Гвена орала песни. Из репертуара
наемников. Предлагала выпить. И нас, и всех встречных. Нас
буквально заставляла. Уверяла, что это лучшее вино из тех, что
делают в Регенстве. Я попробовал — кислятина, отдающая железом.
Впрочем, портить настроение демонице не стал и согласился с её
оценкой. В веселье Гвену поддержал только Лардо. У него не гнулась
одна нога, одна рука была сломана и привязана к телу, и на роже был
виден только один глаз и ухо — все остальное в бинтах. К несчастью,
пасть ему не догадались забинтовать — он пытался подпевать Гвене,
иногда орал что-то из горского репертуара, сбивался на рассказы о
своих подвигах. К счастью, в такие моменты Гвена тут же начинала
лить ему в рот вино. В лагерь мы добрались, когда уже стемнело. И
немного пьяные. Даже Кантамир. Лардо, не дойдя до дверей нашего
пристанища десяток шагов проблевался и уснул. Гвена этого, кажется,
не заметила. В лагере уже было уже много раненых и немного
долгобородов оставшихся охранять пожитки ушедших на штурм. Все они
вели себя примерно как мы. Разве что не орали.