— Давай я его сушиться поставлю! — засуетилась женщина.
— Я справлюсь, Татьяна Анатольевна! — улыбнулся я. — Вы пока
примите ванну, а я проконтролирую, чтобы все блестело и сияло.
Я двинул вслед за своими. Ясен пень, никто из них не спешил
браться за уборку. Все трое топтались посреди комнаты и глухим
бухтежом осуждали меня за такой «вот это поворот».
— Это что сейчас такое было вообще?! — возмущенно зашептал
Астарот. — Да она же нам сейчас такое устроит... Уборку придумал
какую-то... Мы же и так все убрали!
— А давайте свалим по-быстрому, пока она в ванной, а? — Бегемот,
в смысле Абаддон, жалобно посмотрел на Астарота. Потом на меня.
— Валите, — презрительно скривил губы я. — Лично мне западло,
что твоя мама должна за нами убирать после ночной работы. А тебе?
А, Астарот? У нас что, в аду принято бычки в чайных чашках под
столом оставлять? Короче, так... Бельфегор отвечает за мусор,
Бегемот — протирает поверхности, а Астарот пид*расит пол.
— Ты как меня назвал? — надулся Бегемот, от чего стал выглядеть
ещё более толстоморденьким.
— А чего ты вообще раскомандовался? — воинственно, но уже
неуверенно возмутился Бельфегор. И посмотрел на Астарота. Тот
сверлил взглядом пол. Грязный. На него явно что-то пролили, потом
затерли как попало. И присыпали сверху пеплом от сигарет, песком,
хлебными крошками и ещё каким-то мусором.
— А я на кухню, — сказал я. — Наведу там блеск и завтрак
сооружу. Чтобы когда приду, тут все сияло, ясненько?
Меня проводили угрюмым молчанием. Я осмотрел крошечную кухню.
Газовая плита, облупленные стол с выдвижным ящиком, сверху клеенка.
С несколькими длинными надрезами. Появляются такие известно как —
когда режешь что-то, забыв подложить дощечку.
Раковина. Хм, надо же... Кранов два, как в лучших домах Лондона.
И резиновый допотопный смеситель между ними. Прямоугольное окно,
ведущее в ванну. Закрашенное той же краской, что и стены,
серовато-коричневой. Какой-нибудь модный дизайнер наверняка обозвал
бы его «цветом капучино». . Из сравнительно яркого — шторки.
Синтетические, с розовыми оборками и крупными клубничками на белом
фоне. От вида которых у того же самого дизайнера случился бы
сердечный приступ. Над раковиной — сушилка. В раковине — грязная
посуда свалена кучей. Вот с нее и начну.
— Он что, совсем того? — забормотал в комнате один из говнарей,
кто именно, я не разобрал. — Мы что, правда будем уборку
делать?