– Вам не холодно в рубашке?
Он покачал головой, наблюдая за мной. Чего ты смотришь?
Я опустила глаза, чувствуя себя неловко. Вцепилась в пальто, удерживая на плечах, закрылась полами. На самом деле я прятала нервозность. Он не зря сказал – до утра. Я ждала, когда он начнет склонять меня к близости. Ухаживать уже начал… Но это приятно.
Он затянулся, красноватый огонек вновь вырвал из темноты острые скулы и мертвые глаза.
Приятно, несмотря на вид… Эти жесты подкупают.
Просто не сегодня.
– Почему вы мне помогли?
Он нахмурился.
А у меня не выходило это из головы – тот взгляд. Он меня не жалел, но меня выбрал, а не Виту.
– Сколько тебе лет? – он шагнул ближе, словно хотел видеть лицо в темноте. Мне стало неловко, наши губы оказались слишком близко.
– Девятнадцать… – пробормотала я, отворачиваясь.
– Я так и думал... – речь стала неразборчивой, Андрей начал глотать звуки. – Она была чуть старше. Двадцать один.
Я решила: «старше» – это про Виту, но нет, он о другой.
Андрей говорил негромко, глаза, которые я видела вблизи, приобрели стеклянный блеск, словно он в прошлом.
– Ее насиловали втроем… Никто ей не помог.
Я перестала дышать от страха. Андрей жадно затянулся.
– Она была… – он задумался, – нежная, такая хрупкая… Я не хотел, чтобы это случилось с тобой, ты бы не выдержала. Как не выдержала она.
Я ему кого-то напомнила.
Он рассказал страшную историю. Было видно, что сам много раз прокрутил ее в голове. Я не знала, о ком он – о сестре, возлюбленной, но о девушке, которая была ему небезразлична. Сырая ночь, наполненная невнятным шепотом и дымом сигарет, стала казаться жуткой. В ней оживали картины, которые он озвучил, я представила себе и ее беспомощность, ее муки… Наверное, это было легко, потому что я сама могла пережить это сегодня, если бы не он.
Вряд ли. Нет, вряд ли. Не так, но ведь это могло случиться.
Андрей замолчал и выдохнул дым.
Мне тоже было нечего сказать.
В повисшей паузе я отчетливо чувствовала его воспоминания. Он ушел в себя, мне кажется, даже перестал помнить, где он, забыл обо мне, весенней ночи и этом прекрасном виде на город. Только ощущал горечь на языке от своих сигарет.
Зачем я спросила?
Зачем он ответил? Выдумал бы что-нибудь. А теперь он в себе, мне неловко. На щеках стало горячо от слез. Так странно: в душе я была спокойна, то ли подавила, то ли еще в полной мере не осознала, что пережила в клубе, и что могло произойти. Уже не там – и ладно. Ведь спаслась, так? Но история, рассказанная им, меня тронула – она придала ночи красок безысходности. А еще его стало жаль… Сентиментальная девчачья жалость к тому, кому она не нужна.