Он привычно оборвал мысль, и набрал номер.
– Привет. Пробей мне: Елена Морозова, девятнадцать лет. Не факт, но, возможно, беременная. Должна где-то стоять на учете, выясни, куда обращалась.
– Срочно?
– Прямо сейчас.
Он потушил сигарету об стену.
– А тебе зачем беременная баба, если не секрет?
– По делу, – он выдул остаток горького дыма из легких и поморщился. – Перезвонишь или напиши лучше. Не могу говорить.
Язык плохо слушался, говорить трудно. Когда один – свои плюсы, можно молчать, давая глотке отдых.
Он направился к машине.
Сумку под сиденье, сам за руль и прежде, чем завести, долго разминал правую кисть. После перелома кости ныли на погоду или стресс. Вспомнилось, как она здесь ерзала верхом, скрипя коленкой по кожаной обивке, как мучительно сладко ныли мышцы пресса наутро. Как от нее пахло…
Жалко было, что ушла.
Но к лучшему.
Упала смс: «Есть такая. Лежит в отделении патологии роддома. Адрес дать?»
«Нет».
Сказала же, что аборт сделает.
Дура.
Что ей в голову ударило: оставила ребенка от любовника в ее годы. Обиделась, гордая. Когда признавалась, боялась, но говорила, а в глазах надежда. Девочка, в голове сказки, жизни не видела. Либо случится что-то, что вырвет ее из розовых фантазий, либо по удачному стечению обстоятельств этого не произойдет, и она счастливо проживет жизнь, уверенная в правильности своей картины мира.
Будет потом ребенку байки про папу-военного рассказывать, свято убежденная, что все правильно сделала.
Дура.
Он завел машину, и вырулил к дороге, зажав свежую сигарету в углу рта. С Диной лоханулся. Не скрывал, что к ней неравнодушен, кто ж знал, что так жизнь вырулит. Ради нее и пытал, и убивал, если нужно было. Когда ее беременную в заложники взяли, все знали, что Ремисов ее защищает, и руки у него развязаны. Да много кто это знал. И как освободился, первым делом к ней поехал, на ее дочку посмотреть. Она писала, дочь не от него. Как будто ее мудак дал бы написать правду, будь иначе. Но Дина не обманула: девочка оказалась беленькой, не его масти. Долго на ноябрьском ветру стоял – на набережной у реки ветер сильнее. Не мог уйти. Смотрел, что из загнанного зверька, юной девочки, ласточка стала взрослой женщиной. Роскошной и красивой дорогой, настоящей красотой. Как она изменилась. Навсегда чужая.
Любимая.
Одержимость ею сыграла против.