Настроение медленно ползло вверх и поднималось до отметки «приемлемо, жить можно». И чем ближе была эта черта, тем раскованное я начинал себя ощущать. Небольшой магазин с продуктами был выбран для теста платежной системы. Надо было втягиваться в нынешние реалии. Одежду выбирать пока не рискнул, все же не с такой толпой, дышащей в спину. А вот от палки колбасы и нормальных бутербродов я бы не отказался. Прошлое нервно дергало и напоминало о себе, умоляя найти еще и черный чай с мандарином, который мне постоянно привозил уполномоченный по Китаю. Так и подсел на него, плюясь любым другим.
Эксперименты по адаптации проходили в штатном режиме, я даже сумел пересилить себя и дежурно улыбаться в камеры. Дипломат должен всегда быть наготове, фотовспышки преследуют нас повсюду, даже если ты после двенадцатичасового перелета идешь по трапу самолета. Ошалевшие от моей наглости журналисты даже не сразу среагировали, а я, только засмеявшись, скрылся за черными монохромными дверями жилого небоскреба. Кажется, завтра появятся слухи о том, что я тронулся головой.
Поднимаясь в квартиру, я чувствовал странное волнение и возбуждение. Словно впервые за долгое время начал жить. Возможно, все из-за того, что мне вновь двадцать шесть и впереди у меня вся жизнь. А может, тут виноват адреналин, который яростно разгонял кровь по телу и побуждал что-то делать, не сидеть на месте. Разобрав скромные покупки, я переоделся в единственные привычные шорты и в очередной раз пожалел о том, что так и не рискнул сунуться в бутик нижнего белья. Трусов в квартире все еще не наблюдалось…
Прогулки начинали входить в привычку. И даже вездесущие журналисты, не найдя во мне былой странности и задора, постепенно перестали мозолить мне глаза. За несколько недель, проведенных в чужом мире, я практически полностью приспособился к новой реальности и даже думать забыл о том, что это не та планета, на которой я родился и вырос. Самый главный навык дипломатов – умение подстраиваться под ситуацию. Нет, я все еще не смирился с тем, что больше не смогу увидеть жену, детей и внуков, но уже принял где-то в глубине сердца такой исход.
Кто-то обязательно назовет меня равнодушным злом во плоти, но так проще, нежели дальше страдать о том, что я не в силах изменить. Общаться с новообретенной семьей я пока не спешил, морально еще не был готов к тому, чтобы узнать, что скрывается там, за веселой улыбкой и фривольным поведением рыжекудрой женщины с бульварных снимков. Какое-то волнение и трепет охватывали меня при одной лишь мысли о том, что придется самому начинать разгонять затянувшееся молчание. Как бы я ни пытался вспомнить, так и не нашел в чужой памяти нужных мне сведений о родителях и сестре.