Только вот не получалось у них. У них. А вот с Максимом все сразу вышло!
Федор ненавидел их дачу. Там все было именно так, как мечтала когда-то Александра. Мечтала с ним, а получила все с Максимом.
Вот как так?
Сколько врачей обошли, и все одно и то же говорили: вы здоровы, пробуйте, делайте, и все у вас получится.
Они делали, и ничего не выходило. А у Огородникова получилось! С первого раза!
Федор перевернулся на спину, посмотрел на себя в зеркало на потолке и сморщился. Нет, не от своего внешнего вида, а от наличия огромного, практически на весь потолок, зеркального панно. Вроде приличный отель, а такая пошлость…
Он повернул голову чуть вправо, почесал щетину на щеке, рассматривая уже себя. Надо было побриться в дорогу, но ему было лень. Ему давно было наплевать на все. Кроме работы. Может, потому, что она его никогда не предавала?
Он уставился на свое изображение.
Федор знал, что красив. Некоторые женщины говорили:
— Ты красив как Бог!
Его всегда это коробило. Как будто они видели Бога! Да и красота — понятие относительное и мало что решающее. Все зависит в этом мире от того самого, которого никто никогда не видел, но все знают, что он есть. Именно он выдает судьбы. И, хоть Федор никогда никому на жизнь не жаловался, но судьбой он явно был обижен. В четырнадцать лет он потерял отца, в шестнадцать умерла мать. За эти два года с ним случились моментальное взросление и переоценка ценностей. За одну секунду он стал наполовину сиротой и главным в семье. А когда мамы не стало, ему пришлось переселиться в чужой дом, к чужим людям, к чужой семье. И хоть Аркадий Валерьянович ему поначалу не нравился, все же со временем Федор нашел в нем опору. Он уважал этого мужчину. Пожалуй, это был единственный человек на свете, которого он беспрекословно слушал, потому что тот всегда был прав. Наверное, это был дар, иначе как объяснить, что Аркадий Валерьянович никогда не ошибался?
Взять, к примеру, их последний проект, ради которого они практически переехали в Аргентину. Вернее, он переехал. Максим наведывался время от времени, ведь у него в Москве жена, дети, отец. Все то, что Федор так хотел иметь, но не имел.
Но вернемся к Аргентине. Когда-то это была страна с вполне нормальной железной дорогой. Было это лет тридцать назад, и поезда доносили жителей до самых окраин. Но одному из президентов пришла идея приватизировать железные дороги. Причем совсем не так, как это было сделано в России, — с единой структурой и одним хозяином. В Аргентине железную дорогу поделили по участкам и раздали разным концессиям в долгосрочное пользование. Предполагалось, что такая приватизация улучшит качество железнодорожных сообщений, но произошло в точности наоборот. Концессии, понимая, что в любой момент у них могут отобрать их участки, не особо стремились заниматься их обслуживанием. Итог был закономерный — половина пассажирских поездов была отменена, а объем грузовых перевозок упал в разы.