Артуро замолчал, закусив губу.
- Это как - снисхождение?
- Я точно, конечно, не знаю, они же мне не сообщили. Но думаю,
что им пообещали срок скостить, а то и каторгу заменить на обычную
тюрьму. Или просто оставить в этой тюрьме для таких, как я. Чтобы
раскалывать тех, кто не признается. Это очень удобно. Жандармы
выбивают признание, потом отправляют в камеру, но и там все
продолжается. Не каждый такое выдержит. Я тоже сломался бы, но
Роман успел раньше. Сил уже не было.
- А нога?
- Пинали. Причем только по ногам. Видимо, им запретили бить по
голове и туловищу - это чтобы голову не пробить и ребра не сломать.
Вот эти и оттянулись на моих ногах. Но это не перелом, жандармы
фельдшера вызвали. Гуманисты.
- Если не перелом, то что?
- Мышцу, наверное, перебили, жилку какую-нибудь.
- Надо к хирургу тебя отвезти.
- А ему что скажете?
- Подрался. Почти правда. Или в футбол играли. Это еще
лучше.
- А у вас документы врачу предъявлять нужно?
- Черт! - Ромка нахмурился. - А мы тебя по моему свидетельству о
рождении проведем. Скажешь, что ты Странков. Фотографии-то там
нет.
- Тебе видней, я ведь ваших порядков не знаю.
- Только не сейчас. До завтра потерпишь?
- Потерплю, конечно.
- Сегодня пока до дому доберемся, пока вымоемся - я грязный, как
чушка. И спать пораньше завалиться. Мне эти тюремные нары хуже
жандармских кулаков. Матрас там, знаешь, - Ромка повернулся к
Сеньке, - тонкий, как блин, внутри скомкавшаяся вата. Лежишь на
нем, как на голых досках. Эх, сегодня нормально высплюсь!
- А Артуро?
- Так и он тоже.
- У тебя же дома одна кровать, - напомнил Сенька.
- А мы вдвоем валетом. В тесноте, да не в обиде... Ах, ты. Дома
жрать, наверное, нечего. Как бы отчим деньги не нашел. А там еще
три сотни оставалось.
- Я из дома могу принести, - сказал Сенька.
- Ладно, если отчим бабки стырил, то неси. А что не спрашиваете,
что потом делать, где деньги на жизнь искать?
- И где?
- Есть мыслишка. Но это завтра, после того, как Артуро хирургу
покажем.
До Ромкиного дома добирались почти три часа, это с учетом
остановок. Да, Артуро совсем плох. Точнее, его нога. А сам он, хоть
и выглядит неважно, но с тем Артуро, которого Ромка увидел в первый
раз в тюрьме, и не сравнишь. Но тогда, понятно, друг только-только
отходил от ломки, да и отморозки-сокамерники тоже постарались.