– Ты уверена, что не хочешь есть?
Я судорожно киваю.
– И нога не болит?
Отрицательно мотаю головой.
Алекс как–то хищно щурится и вдруг толкает меня к стене. Едва моя спина касается гладкой поверхности, тело оказывается зажато между ней и горячим сильным мужчиной. Он тесно прижимает меня к себе, пока я не ощущаю контуры его твердого тела и у меня не остается никаких сомнений в природе его желаний. Его рука сползает с моей шеи и ныряет в вырез рубашки, накрывая грудь, скрытую кружевным бюстгальтером. Я судорожно втягиваю в себя воздух, одновременно испытывая острое наслаждение и жгучий стыд.
Нога Алекса протискивается между моих ног, а свободная рука накрывает пряжку ремня на джинсах. В голове вспыхивает сигнал тревоги, что все происходит слишком быстро, но я успешно гашу его, находя губы Алекса. Я целую его сама. Мои ладони сжимают его колючие щеки, а язык бесстыдно проникает в рот точно также, как это делал он всего лишь час назад.
Алекс быстро справляется с ремнем и молнией на моих джинсах, и его ладонь беспрепятственно проникает под плотный деним. Теперь меня и его ладонь разделяют лишь тонкое кружево трусиков.
На мгновение от страха перед неизведанным у меня перехватывает дыхание, но, несмотря на смятение, я ощущаю, что где–то внутри меня поднимается волна ответного чувства, совершенно неподвластного воле и разуму.
– Алекс, я... – жадно хватаю воздух от новизны чувств, и распахиваю глаза, встречая его потемневший взгляд. – Никогда...
Пальцы, которые уже проникли под резинку трусиков, внезапно замирают. Он пытливо вглядывается в мое лицо, губы сжимаются в одну ровную линию.
– Повтори.
– Ты будешь первым, – смущенно шепчу я. – Я же говорила, что ни с кем не встречалась.
– Это разные вещи, – в замешательстве произносит он, его лицо похоже на каменную маску. – Дурочка.
Он трясет головой и на секунду прикрывает глаза. А когда открывает их, в них невозможно что–либо прочесть.
– Почему меня не остановила? – спрашивает он, вытаскивая руку из моих джинсов.
– Не хотела, – лепечу я. – Не хочу.
– Ты понятия не имеешь, о чем просишь, – сурово произносит он.
– Почему? – спрашиваю упавшим голосом, испытывая разочарование, стыд и обиду.
Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, в котором мне чудится раздражение и что–то темное, что я не могу распознать. На высоких скулах алеет темный румянец, серый ободок радужки почти незаметен из–за расширившейся темноты зрачков.