Серп
застрял в жерди, но конь, почуяв свободу, ударил копытами, и та разлетелась в
щепки, освобождая весь табун.
Уж
и до того была суматоха, но теперь, когда перепуганные скакуны носились меж домов,
началось неслыханное. Одно к счастью: бой и впрямь прекратился, ведь под
копытами погибнуть не хотелось никому.
Гнедая
лошадь крупом задела девку, и та отлетела к частоколу. Голова мотнулась из
стороны в сторону, по затылку что-то глухо стукнуло, и мир поплыл у Крапивы
перед глазами.
Тяпенки
словно дымом заволокло: уголья, пыль, крики, ржание – всё смешалось в одно. Вот
засвистел шляховский вождь, тщась утихомирить животных, ухватил повод жеребца,
но тот, разрезанный надвое, выскользнул из ладони.
Наконец
конь признал седока. Не унялся, да и слушаться не спешил, но держался рядом с
вождём и тот вскочил в седло, стиснул заместо уздечки длинную гриву. А дальше
случилось страшное: вождь направил жеребца аккурат на княжича. Хороший конь
нипочём человека не обидел бы, но степные скакуны супротив хозяев ничего
сделать не могли. Конь встал на дыбы и забил в воздухе копытами. Княжич махнул
мечом, но лишь разозлил жеребца и тот ударил его по голове. Влас закатил глаза
и принялся оседать, но вождь крепкой рукой ухватил его за загривок и втянул в
седло, уложив поперёк. Меч сразу уткнулся в беззащитное горло, а вождь
прорычал:
-
Вашэго кнэжича ищитэ в стэпи! Мэртвым!
И
направил жеребца к воротам. Те так и остались настежь, по старинному обычаю:
коли чужак в доме, запирать двери не моги.
Жеребец
заржал, и прочие кони мигом успокоились и направились к нему, подбирая седоков.
И то, что шляхи уезжали, не взяв дани, было едва ли не страшнее, чем если бы
разграбили деревню. Ибо значило это, что вернутся они вдругорядь, очистившись
под лунным светом для большой битвы. И живых после неё не останется.
Крапива
сидела у ворот, глядя, как проносятся мимо лошадиные ноги. Один из коней
замедлился, с его седла спрыгнул человек и приблизился к травознайке.
-
Крапива? Живая?
Девица
с трудом подняла отяжелевшие веки. Перед нею на корточках сидел Шатай.
-
Не знаю, - ответила она.
Он
усмехнулся:
-
Живая!
Хотел
вернуться в седло, но девица, ошалев от собственной наглости, взмолилась:
-
Возьми меня с собой!
-
Тэбя?
-
Возьми, забери отсюда! Жизни здесь нет и не было никогда! Умоляю, увези меня в
степь! Что хочешь сделаю!