— А если... — Игорь запнулся. Фантазия некроманта иссякла.
— Игорь, успокойся, все будет нормально. Марфа Петровна! —
позвал я старушку, которая выглянула из-за двери. — Приготовьте,
пожалуйста, ужин. С чем-нибудь горячим и вкусным. И с вином. — Я
еще раз оглядел кузена. — И, наверное, с валерьянкой.
— Ой, да что ж вы так переживаете! — всплеснула руками Марфа
Петровна. — Может, вам таблеточку какую дать? У нас с Ерофейчиком
их много. А хотите, я вам настойку от нервов сделаю? Наш фамильный
рецепт, еще от бабушки моей достался. На мухоморах.
— Больше спасибо, но у Игоря аллергия, — отказался я, решив, что
кузену на сегодня уже достаточно потрясений.
— Тогда другую могу. На борщевике. — Марфа Петровна не
собиралась сдаваться.
— Увы, и на него тоже. Игорь вообще очень плохо реагирует на
любую народную медицину.
— Совсем плохо? — расстроилась старушка.
— Совсем. Выпьет что-нибудь не то, и невеста начнет испытывать к
нему профессиональный интерес. Так что увы, без настоек. Ужин,
Марфа Петровна, ужин, мы жутко голодные.
Оставив Игоря в одиночку отбиваться от приступа агрессивной
заботы, я поднялся на чердак. Там Каладрий вдохновенно трудился над
сооружением гнезда. Конструкция была готова примерно
наполовину.
Я некоторое время постоял, наблюдая за процессом. Потом
кашлянул.
— Каладрий, я, конечно, не хочу тебя отвлекать, но есть
разговор.
— Чего тебе, дубина? — Голубь оторвался от своего занятия и,
нахохлившись, уселся на кучу сваленного в углу старого хлама. —
Говори быстрее, я занят.
— Чем это?
— Не видишь, гнездо вью.
— А ты уверен, что голубиное гнездо выглядит именно так?
— Много ты понимаешь в гнездах! Ты хоть одно-то свил в своей
жизни?
Я еще раз оглядел конструкцию. Ну, в принципе, Каладрий прав.
Деятельность у меня разнообразная, но гнезд я пока еще не вил, хотя
подозреваю, что и он тоже. Может, голубю и правда виднее.
— Завтра ты полетишь со мной на прием к Долгоруким, — свернул я
оологическую дискуссию. — Будешь шпионить за князем и его братом.
Ну и за всеми остальными тоже.
— И что мне за это будет? — тут же среагировал Каладрий.
— Я так рад, что ты питаешь ко мне бескорыстные дружеские
чувства, — умилился я. — Миска зерна тебя устроит? И мешок твоей
стае, когда мы вернемся в Лазарево.
На голубиной морде, в общем-то, для этого не предназначенной,
отразилось глубокое раздумье.