Всё! Мне хана!
Светлые серо-голубые глаза мужчины блестят на загорелом лице. Только они не исцеляют меня как раньше, а наоборот, убивают. Отнимают энергию.
От нашего общения искрит так, что будь здесь развешана гирлянда, она бы засветилась от наших эмоций как от трансформаторной подстанции.
Миша смотрит жадно на мои губы, будто хочет поцеловать прямо здесь. Сейчас.
Стоим под люстрой моей мечты как под омелой.
Сопротивляемся из последних сил.
Понимаю, если он решится, я не остановлю его.
Не шевелюсь жду.
- Шеф?! – кто кричит ему в спину. – Мне самому подать блюдо от шеф-повара.
- Нет, Лёва! Пока я жив, не смей заикаться на этот счет! – огрызается, приходя в себя Набоков. – Ключи, - передает мне ключи с адресом. – Субботина, что сейчас было?
- Что?..
- Наваждение… Не надо играть со мной!
Я бы послала его куда подальше, убежала прочь.
Бросаю взгляд на дочь. Ей нужен постоянный дом, школа. Не могу позволить себе жить ради себя и своих эмоций. Придется терпеть, пока не научусь чему-нибудь и не найду новое место!
Потерпеть!
- Спасибо за помощь. Завтра буду к десяти.
Кивает русой головой.
- Котенок, пойдем, - зову дочь за собой.
Спрыгивает с дивана, на прощание обнимает Розу одной рукой, во второй держит любимого друга – планшет.
Машет статному мужчине в белом кителе, интересуется деловито:
- Вам станцевать? Или спеть?
Михаил округляет глаза, брови ползут вверх, но быстро находит, что ответить:
- Милая, твоя мама мне уже станцевала!
Мерзавец!
- Детка, меня взяли на работу! Ничего не надо, - успокаиваю заботливого ребятенка.
- Ура! Мама понравилась дяде! – кричит моя так громко, что становлюсь пунцовой.
Поспешно покидаю помещение, в котором теряю сознание от нехватки воздуха, который украл у меня Михаил.
- Миу-миу! – слышим жалобное мяуканье, едва выходим на улицу.
- Мамуля, гляди! – Ксюха бросается к маленькому пушистому котенку дымчатого цвета.
- Возьмем Синеглазика с собой? – лепечет моя.
- Милая, мы сами… - не успеваю договорить. Разглядывая мехового малыша, замечаю, что у него такие же синие глаза как у дочери. Язык не ворочается сказать «нет».
Оба смотрят на меня жалостливо так.
Сердце обрывается. Бедный мой ребенок. Сначала умерла мать, затем отец предал, обменяв на сына. Я для нее единственный человек на всём белом свете, которому она может доверять.