Со струн сорвался только один цветок, да и тот был бледен, как смерть.
И король поник.
На зубцы короны сыпался вечерний блеск. Они горели, будто вспыхнувший венок алых маков.
Запахнувшись в свой пурпур и увенчанный маками, чуял он бесшумный лет птицы из родимых стран.
А в небесах летал черный лебедь и манил за собою короля. Он пел о покинутом народе и звал на далекую родину… От этого зова деревья, колыхаемые, уплывали вдаль сонными вершинами.
Король сидел со стиснутыми губами. Черная тень его распласталась на мраморе террасы. Уже месяц – белый меланхолик – печально зиял в вышине.
И вот он встал. Простирал руки окрестностям. Он прощался. Уходил на родину.
Говорил жене и дочери: «Возлюбленные мои; зовут из туманной дали…
«Мой народ зовет… Мой народ в темноте, в убожестве… Зовет.
«Скоро приду… Скоро увижусь с вами… Приведу народ из туманной дали…
«Не горюйте, о, возлюбленные мои!»
И король стал спускаться в низины по витой, беломраморной лестнице, и королевна простирала ему свои тонкие, белые руки, прощаясь с отцом, но ее удерживала мать; слезы текли из глаз державной матери, застывали в морщинах.
И сам король закрывал морщинистое лицо свое красным рукавом. Он не раз останавливался на витой лестнице.
Заглядывал в башенные оконца. Видел черного лебедя, распластанного в небе. И не смел вернуться.
Спускался все нгоке. Закрывалась даль стонущих изогнутых сосен.
Что-то шумело кругом свежим ревом. Когда оно отходило вдаль, деревья будто прислушивались к уходящим порывам.
Скоро увидели короля внизу, внизу на лесной поляне. Он казался совсем маленьким.
Он махнул рукою и что-то кричал. Ветер отнес в сторону его слова. Он ушел в лесную глушь.
Восточная туча, всю ночь залегавшая на горизонте, вспыхнула утренним огонечком. Королевна утешилась.
Низкое темное облако прошло на туманный запад; оттуда перестали капать алмазные слезы.
Утешенная королевна напевала, хлопая в ладоши: «Еще придет… Еще увидимся с ним…»
Стволистая даль темнела синевой… В лесу заплутался усталый король. Его пурпур был весь изорван и зубья короны поломаны.
Он не мог выбраться ни в далекие, северные поля, чтобы идти к родному городу, ни вернуться назад.
Он горевал о покинутых.
Стволистая даль темнела синевой.
У серебряного ручейка отдыхал сутулый колосс, одинокий в этом мире.
Ведь он был только сказкой.