в его уединении, могут произвести на него влияние, которого значение определить трудно; это же влияние может перейти и на судей, и обвиняемый, если он будет осужден, может претендовать, что его обвинили несправедливо, или, даже если он будет оправдан, – что его судили пристрастно и против всякой справедливости. Но, с другой стороны, заметим, что это влияние, которого так боятся, в сущности и здесь то же самое, которого благотворность допускается всеми во всяком другом деле.
Пресса повсюду признана одним из самых лучших средств для открытия истины. А в суде ведь и ищут истины для того, чтобы сделать, по ходу исследования, законное постановление. Трудно предположить, чтобы в журнале могли выражаться с меньшею осторожностью и большею вольностью, чем как выражаются сами адвокаты, которые затем именно и назначаются, чтобы представлять вопрос пред жюри именно с известной точки зрения.
Ни один журнал, говоря о судебных случаях, не станет проливать слез или призывать небеса во свидетели. Кажется совершенно непонятным, каким образом лучшее соблюдение правосудия может быть достигнуто при отстранении того влияния, которое для всех других учреждений страны признано столь полезным. В начале нынешнего года в «Revue des deux Mondes» была напечатана прекрасная статья, рассматривавшая роль и значение прессы в Англии и Франции, и в этой статье одною из главных причин относительно бессилия французской прессы признавался именно этот обычай, который хотели ввести у нас.[2] Изложивши благотворные следствия английской системы, автор прибавляет: «Ничего не может быть страннее поведения французских журналов в случаях каких-нибудь замечательных процессов. Прежде, чем следствие начато, нам говорят, что дело предано в руки правосудия и что нужно ждать его решения. Во время следствия нас предостерегают, чтобы мы не раздражали партий и не мешали естественному течению дела некстати сделанными рассуждениями. Когда процесс уже кончен, мы приобретаем до некоторой степени право свободного рассуждения; но тогда уже одобрение излишне, а порицание отзывается неуважением к судебной власти. Таким образом, даже о делах самых важных общественное мнение должно составляться само собою, и пресса нимало не способствует его ясности и правильности».
Без сомнения, столь полное ограничение никогда и в голову не могло прийти никому в Англии. Но тем не менее нельзя не видеть, к чему ведет мера, о которой теперь идет речь: если принцип ее приложить к таким важным процессам, как, например, Иоррен-Гэстингса или королевы Каролины,