– Петух авторитетному зэку, смотрящему отряда?! – прищурившись, переспросил Карнаухов. – Не смеши! Такого еще не бывало. Да если бы он просто толкнул или ударил смотрящего, «торпеды» Уса порвали бы его на месте. Зона – это не воля. Здесь субординация соблюдается, как в армии, даже еще строже. Чушкарь может залупаться на чушкаря, мужик на мужика и только вор – на вора. А незадолго до того, как Уса замочили, в четвертый отряд, где он заправлял, с последним этапом пришли двое авторитетных воров, Чума и Трезубец, с такими же, как у прежнего смотрящего, претензиями на лидерство. Обычно в такой ситуации воры договариваются между собой, но порой разбор перерастает в откровенную поножовщину. Думаю, в этот раз именно так и произошло. Не договорившись с Усом, Трезубец и Чума попросту зарезали его.
– И кто теперь в четвертом смотрящим? – поинтересовался Мельников.
– Пока никто, – ответил Карнаухов и объяснил: – Я этих Трезубца и Чуму сразу после убийства Уса в ШИЗО на десять суток закрыл. В отряде каждый день шмоны. Так что пока зэки притихли. Даже шишки из усовской команды хвосты поприжали, выжидают, чем дело обернется. Почти все на новичков думают. Да и я нутром чую: их работа! Вот только удастся ли расколоть, не знаю. Тертые калачи: у Трезубца это уже третья ходка, у Чумы – вторая. Все зоновские законы да и наши возможности назубок знают. – Посчитав, что его последние слова коллега может истолковать как признание собственной несостоятельности, Карнаухов поспешил добавить: – Но я их и без их собственного признания дожму. А будут дальше в несознанку идти, в ШИЗО сгною.
Беспокойство начальника оперчасти было вполне понятно Мельникову. Хотя для этого у того не было никаких оснований. Мельников не собирался вмешиваться в служебные дела своего коллеги и уж тем более подставлять его перед начальством. По большому счету, фээсбэшнику не было дела ни до какого-то Уса, ни до подозреваемых в его убийстве уголовников Чумы и Трезубца. Из всех заключенных исправительно-трудовой колонии номер девять его в данный момент интересовал только один. Поэтому он вновь вернул отклонившийся разговор на интересующую его тему:
– А как ведет себя Гамадов после убийства Уса?
– Да как чушкарь может себя вести? – отмахнулся Карнаухов. – Трясется за свою задницу да считает минуты, оставшиеся до освобождения. Он же послезавтра выходит, – равнодушным тоном сообщил начальник оперчасти крайне важную для Мельникова информацию. – Ты пойми: опущенный – это сломленный и раздавленный человек. Человек, в котором вытравлена его личность. Даже после освобождения зоновский петух все равно остается петухом. Прежним человеком он уже никогда не станет, – авторитетно закончил Карнаухов.