Куток, или Хроники лядовской автостанции - страница 7

Шрифт
Интервал


Видишь? Тетку непонятную с платком вокруг шеи и в фуфайке? Да-да, она еще сумки свои пересчитывает? Она пока не потеряла иллюзий – все еще цело. Но будет как всегда – за ней смотрят.

А вон у той старушки на третьей платформе – практически все: то ли она опоздала, то ли расписание говно, а что ее – ждать должны? Стой-таки себе и плачь. Рядом сумки с гостинцами из города. Для внучки. Что делать? Вы не подскажете – где? куда? билетик пропал, поменять?

Конечно, конечно, знаем, бабушка, нам ли не знать? Иди быстрее, родная, …тебе туда. А что узлы? Покараулим… Только недолго… А долго и не надо – плачет уже внучка в деревне без гостинца…

И – пожалуйста, не буди того мужика на лавочке. Ему – хорошо. Нет, он не умер пока, он просто спит. Третий день он почти что дома: дело-то житейское – купил давеча билет до какой-нибудь Ворсмы, потом три семерки (городское-то – оно слаще), скорешился… Словом, ни вещей, ни билета, ни денег. Одна рожа разбитая. И лавочка. И надежда – вот очнется: милиция. Те подскажут.

Только слабая это надежда – не возьмут бедолагу под крышу, ни штрафу с него, ни папирос. Разве фуражка послевоенная, да штаны полуобоссанные? Прогонят с лавки – на другую ляжет… Ждать надо, пока снова повезет – земляка встретит, или подадут что. Погуляет так неделю-другую, глядишь – и уехал в свою Ворсму. Сидит себе, впечатлениями впечатляется…

А то и приживется в кутке, и такое бывает. Я сам знал такого – Семеныча. Дружили даже. Культурный, кстати, мужик был: мемуары хотел писать. Познакомился я с ним не то чтобы случайно (случайностей в кутке нет), а по случаю: тряпье помойное на помойку выносил. Ну и приодел его… Он, в общем, жил там… А чего ты, собственно, сморщился?

Зря. Помойка – только место, но с крышей: вещь в высшей степени надежная. Я знаю, что говорю – я сам в ней не один год провел. Залезешь, бывало, в мусорный бак, крышкой закроешься – чем тебе не танк? А по тебе камнями лупят – что твоими, как говорил Софа, снарядами… Гро-о-охот! Ладошками уши зажал, и визжи от ужаса. Война, брат.

А он – там – жил. Если забыл – я про того мужика, про Семеныча. Закроет на ночь люк, и никто не беспокоит. Если, конечно, подружку не приведет. А так – сам ведь знаешь: шебутные они, им бы лишь почесаться. Так что… Я-то уж давно… И тебе не советую.