На следующей же неделе Сэмюэль Тьюк выступил в «Кроникл» со словами защиты себя и своей книги: «В работе, которая показалась столь оскорбительной, не было ни утверждения, ни намека на то, что порочная практика имеет место во всех заведениях… Каким же образом возникла столь болезненная чувствительность в восприятии Наблюдателя». Тут же он поспешил добавить: «Если что-то из сказанного в Описании Ретрита, рассчитано на критику или подрыв той мерзкой системы лечения, воздействию которой слишком часто подвергают умалишенных, я буду искренне рад». Бест заявил, что говорить о «целесообразности введения системы мягкого лечения» в приютах в общем порядке равносильно «прямому утверждению, что такая система не была введена ни в одном подобном учреждении, что в свою очередь является достаточным доказательством того, что «намерением автора как раз и было включить близлежащее учреждение в свое огульное порицание». Тьюк в очередной раз ответил в «Кроникл» от 14 октября, сославшись на хвалебный отзыв о достижениях Ретрита д-ра Эндрю Дункана-ст. На этом этапе Линдли Мюррей посоветовал Тьюку, оставить все как есть, но Томас Уимз, встал на защиту друга и опубликовал письмо в его поддержку, подписавшись Гражданин, на которое ответили Начальник Приюта и Насмешник. Это, в свою очередь, вызвало ответ от Генри, отца Сэмюэля, подписанное Не-насмешник.
В то время, когда казалось, что война на газетных страницах уже сходила на нет, дело приняло неожиданный и, в данном случае, решающий поворот с появлением на сцене Годфри Хиггинса11, мирового судьи из Скеллоу-Гранж, близ Донкастера. В апреле к нему обратились за приказом о задержании некоего Уильяма Викерса, напавшего на пожилую женщину. Когда выяснилось, что Викерс невменяем, его отправили в Йоркский приют, несмотря на возражения миссис Викерс, полагавшей, что с ее мужем «будут там плохо обращаться». Но, как позже с сожалением писал Хиггинс, «я не обратил внимания на ее опасения, я ничего не слышал о бедняге до октября, когда она пришла ко мне просить о помощи и пожаловалась, что с ее мужем плохо обращаются в Приюте». Хирург обнаружил «у него сильную чесотку, он был отвратительно грязным, … его здоровье настолько подорвано, что он был не в состоянии стоять самостоятельно; ноги очень сильно опухли, и на одной ноге появилась гангрена» – свидетельство использования цепей и голодания. Обнаружив, что существует «общераспространенное мнение о колоссальных порочных практиках в Йоркском приюте», Хиггинс решил инициировать «всеобъемлющее расследование фактического состояния дел в данном благотворительном заведении».