– Это и меня касалось тоже, – не дёрнувшись с места от его удара, заявила я, – это девчонка затуманила тебе разум. Только подумай, на какие крайности ты ради неё пошёл. Обманул брата, мать, отца – всех! И ради чего? Ради того, чтобы у тебя в доме была подстилка? Скажи честно, тебе удалось сделать «это» хоть раз или же она оказалась более стойкой перед твоими чарами, чем я?
– Тебя это не касается, – странно смягчился Викториан.
– О, не-ет, – с усмешкой протянула я, – очень даже касается. Я непременно расскажу об этом Леону и с ликованием буду наблюдать за тем, как он сцепит руки на твоей шее…
– Ты переходишь границы, Морал, – попытался он утихомирить мой разбушевавшийся разум.
– Уже перешла! – твёрдо заявила я, гордо поднимая голову. Щека, по которой пришлось два шлепка, ужасно горела, однако я ни на секунду не предала этому значения.
– Убирайся, – почти шёпотом сказал Викториан, сверля меня своими потемневшими от злости глазами.
– Неприятно, правда? – ухмыльнулась я. – Неприятно осознавать, что контроль над кем-то утерян. – Я запрокинула голову и с ликованием в голосе воскликнула: – Господи, как это приятно! Как приятно принадлежать только самой себе!
– Вон! – выкрикнул Викториан и, схватив меня за плечо, подтолкнул к двери.
– А-ха-х, – в приступе своего неблагоразумия рассмеялись я. Вероятно, это был лишь способ не показывать своей горечи и отчаяния, дабы не стать уязвимой. – Бесишься? Да, я вижу! А всё потому, что потерял своего главного союзника. Ты знаешь, что без меня всё у тебя пойдёт к чертям.
– Ты слишком возвышаешь свою ценность, Морал, – заговорил наконец Викториан. – Ты не нужна мне, так что можешь больше не медлить и не растрачиваться на пустые слова.
Я смолкла, и даже язвительная улыбка пропала с моего лица. Неужели он так просто даст мне уйти? Неужели я абсолютно ничего для него не значу, если он так легко готов со мной распрощаться? Не от пощёчин, ни от крика, ни от ненависти или обиды, а от любви к нему, которая, несмотря ни на что кипела во мне и задавала цель жить, к глазам подступили слёзы, и в страхе выдать хоть одну из них, тем самым оказавшись слабой в глазах Викториана, я, не проронив больше ни слова, пошла к выходу.
Привычно хлопнув за собой дверью, я облокотилась на стену коридора жилищного комплекса и запрокинула голову, усердно стараясь подавить в себе приступ слёз.