Вакханалия, или Хренотень по-русски. Рассказы из русского быта - страница 5

Шрифт
Интервал


Внизу улицы в самом саду среди одних этих мышиных деревьев красовалось каменное здание нашего клуба. По вечерам там собирались в зарослях на лавочках парни и девчата. Шутили, пели песни и слушали как протекает неподалеку маленькая речушка. Настоящее раздолье для гусей, уток и малышни.

Я быстро прижилась здесь. Ребята называли меня по-разному. Кто Натка, кто Наташка, кто просто Наташа, но для всех я была – великий музыкант. Каждый вечер молодежь приходила гурьбой к моим окнам и вызывала меня поиграть на гитаре и на скрипке. Каждый вечер я брала разные инструменты. Возьмешь балалайку и тут же пародируешь животных, птиц. Все вокруг смеются, от хохота скрючиваются. И мне радостно. Я просто сияла от счастья, что я и моя музыка нужны людям. По окрестным клубам разъезжать стала, приглашали на свадьбы. Обо мне несколько раз писали в газетах. Талант, самородок. А я с удовольствием исполняла всем свои песни. Сама сочиняла музыку и слова. А бывает на концерте выйду на сцену, вспомню деда и хватаюсь за скрипку, что все зрители как один плачут. А мне удивительно, как мой дед мог наделить меня и инструменты таким волшебством.

Однажды я выехала в Арзамас с концертом и мне после выступления подарили очень дорогую шубу с блестящим черным мехом. Торжественно накинули ее мне на плечи и все зааплодировали. Папа встал с первого ряда и поднялся ко мне на сцену, чтобы взять подарок. Снимая с плеч, выругался: «В жопу мать! Какая тяжелая!»

С первых рядов послышались распросы у моей мамы: «Что, что он сказал?» Мама чуть покраснела.

– Это он русскую молитву сказал.

Она ведь не могла ославить мужа, что он такой матершинник и грубиян.

Принес папа шубу в машину, пока меня ждали. Вахтер тут же свистнул в свисток и мигом явились два милиционера, охранять мою шубу. А сколько мне премий давали, цветами осыпали с головы до ног. Столичными конфетами заваливали. И всегда я деда вспоминала. Благодарила. Да и как не вспомнить. Его черная книга осчастливила не только меня, но и моих братьев и сестер. И каждый раз на приглашение учиться красными буквами оповещала: «В училище не ездий учиться музыке, и тем более в Москву.»

А я и родителей бросать не хотела. У меня и здесь славы и поклонников хватало. От парней отбоя не было. Но книга не велела никого выбирать из них, называла их бродягами и разбойниками. И как-то обмолвилась: «Когда поедешь на родину луком торговать на машине с сестрой и братом, там суженого и сыщешь.»